Я лгу. В тот день, когда мы с Генри сидели в кафе и я увидела, как трясутся его руки, в моей душе что-то дрогнуло. Было безумием читать ему мои заметки, но он сам настоял на этом; было безумием пить и отвечать на вопросы, глядя ему прямо в лицо, как я никогда не осмеливалась смотреть на других мужчин. Мы не прикасались друг к другу. Мы оба подошли к краю бездны.
Он говорил о «невероятной доброте» Хьюго, о том, что тот «совсем еще мальчик, совсем мальчик». По уму Генри, конечно, старше. Я тоже иногда пытаюсь не опережать Хьюго, но все время предательски вырываюсь вперед. Я пытаюсь освободиться, чувствуя, что оказалась в ловушке. Поэтому, вернувшись домой, пишу Генри записку.
Я перечитываю любовное письмо Генри десять или пятнадцать раз; пусть я не верю ни в его любовь, ни в свою — кошмар прошлой ночи никак не отпускает. Я одержима.
— Будь осторожна, — просит Хьюго, — не попади в ловушку собственного воображения. Ты отдаешь другим твой блеск, судишь о них, опираясь на свои иллюзии, а когда выходишь на свет, чувствуешь себя обманутой.
Мы гуляем по лесу. Он играет с Бенко и читает мое настроение на лице, как в книге. Интуиция подсказывает Хьюго: будь добрее и нежнее, закрывай на все глаза. В отношениях со мной это самый мудрый подход, путь, благодаря которому можно достучаться до моего сердца, завоевать меня. А я все время думаю о Генри, мысли хаотично крутятся у меня в голове; я боюсь его второго письма.
Я встречаюсь с Генри в полутемном, похожем на пещеру «Викинге». Он не получил моей записки и принес мне еще одно любовное письмо. Он почти кричит:
— Ты скрываешь свое истинное лицо! Будь самой собой! Твои слова, те, что ты недавно написала, — в них ты настоящая!
Я не соглашаюсь. И тогда Генри говорит униженно и покорно:
— Я знал, что так будет, чувствовал, что слишком самонадеян, домогаясь тебя. Я крестьянин, Анаис, и меня могут оценить только шлюхи.
Я отвечаю именно теми словами, на которые он хотел меня спровоцировать. Мы спорим, но как-то вяло, вспоминаем, с чего все началось: с нашей рассудочности и трезвого ума.
— Неужели все было именно так, неужели так? — Генри в отчаянии, он весь дрожит.
Внезапно он наклоняется и как будто засасывает в себя долгим поцелуем. Потом предлагает:
— Пойдем в мою комнату.
Между мной и реальным миром — удушливая пелена. Генри пытается ее разорвать. Мы идем в его комнату, я не чувствую под собой ног, только его тело так близко от моего. Он говорит:
