В его словах было много правды, хоть от этого сознания мне не стало легче. Узнай мы с самого начала, возможно, все в семье обрадовались бы, что у нас есть «свое» привидение. Ведь это модно! Мы никогда не думаем о том, сколь опасно играть юным воображением, но восклицаем, повинуясь моде: «Привидение! Какая прелесть! Его как раз недоставало для полной красоты!» Я и сам был такой же. Конечно, я бы посмеялся над суеверием, и все же тщеславию моему польстило бы, что у меня есть «собственное» привидение. О нет, я не прошу о снисхождении. Девочки были бы в восторге, могу вообразить их разговоры, возбуждение, горящие щеки. Нет, если бы меня предупредили, ничего хорошего не получилось бы. Мы с еще большей готовностью сняли бы дом — от собственной глупости не скроешься.
— Что ж, никто никогда не полюбопытствовал, не расследовал, что стоит за все этим?
— Эх, полковник, — ответила мне жена кучера, — ну кто станет «расследовать», как вы говорите, то, во что никто не верит? Как сказал муж, это все равно, что стать посмешищем для всех в округе.
— Но вы-то сами в это верите, — возразил я, быстро повернувшись к ней. От неожиданности она подалась назад.
— Господи, полковник, как вы меня напугали! Умеете же вы напугать человека! Странные вещи бывают на этом свете, простые люди не знают, что и думать. А священник и господа смеются прямо нам в лицо. Расспрашивать про то, во что никто не верит! Ну нет, пусть лучше все будет как есть!
— Ты пойдешь со мной, Джарвис, — сказал я быстро, — и мы попробуем разведать, что к чему. Только не говори никому из слуг, и вообще никому. Я приду после обеда, и мы попробуем всерьез разобраться, что все это значит, коль скоро оно что-то значит. А уж если я услышу «его», в чем сомневаюсь, можешь быть уверен, что я этого так не оставлю, пока не доберусь до правды. Жди меня к десяти часам вечера.
— Я, полковник? — пробормотал Джарвис еле слышно. Я несколько секунд не глядел в его сторону и, когда перевел взгляд, увидел, что тучный, багроволицый кучер сам на себя не похож. — Я, полковник? — повторил он, утирая пот со лба. Лицо у него обвисло дряблыми складками, ноги плохо держали, осипший голос застревал где-то в горле, почти не доходя до губ. Потирая руки, он глядел на меня с молящей, слабоумной улыбкой. — Ради вас, полковник, я готов на все, — тут он отступил назад, — ей-богу, она не даст соврать, я говорил, что не встречал еще такого вежливого джентльмена, — тут он замолчал, продолжая потирать руки.
