- Дет, - едва слышно прошептал Моргон.
Руки арфиста замерли. Лицо его было таким измученным и осунувшимся, что в нем осталось очень мало знакомого, очень мало от того, прежнего Дета, разве что выражение глаз. При кем не было ни лошади, ни тюка, ни каких-нибудь иных пожитков, которые Моргон разглядел бы рядом с темной арфой, вся красота которой заключалась в тонких, изящных очертаниях. Изуродованные руки на миг остановились на струнах, затем соскользнули, чтобы опустить инструмент наземь.
- Моргон, - голос арфиста был глухим от усталости и удивления, - я не хотел беспокоить тебя.
Моргон стоял как вкопанный, даже пламя его факела застыло, поднимаясь вверх в полном безветрии. Гибельная, безупречная музыка арфы, которая всегда струилась в каком-то темном месте за его мыслями, смешалась вдруг с неуверенным звучанием инструмента, тревожащим его последние ночи. Моргон парил на границе света своего факела, желая то ли яростно заорать, то ли, не говоря ни слова, повернуться и уйти. Однако ещё больше он желал сделать шаг вперед и задать вопрос. И наконец он шагнул бесшумно и почти не осознавая, что движется.
- Что случилось с тобой?
Голос его был каким-то чужим, незнакомым, с нехарактерными для Моргона интонациями беспокойства. Арфист взглянул на свои руки, безвольно висящие по бокам.
- У меня вышел спор, - ответил он. - Спор с Гистеслухломом.
- Ты никогда не проигрывал в спорах. - Моргон сделал ещё шаг к арфисту, по-прежнему напряженный и по-звериному бесшумный.
- Я и в этом не проиграл. Если бы я проиграл, в Обитаемом Мире стало бы на одного арфиста меньше.
- Смерти нелегко тебя взять.
- Нет.
Он следил, как Моргон делает третий шаг, Моргон заметил это и замер. Арфист посмотрел ему в глаза - ясным взглядом, признавая все и ничего не прося. Моргон перехватил свой факел - тот догорел уже почти до самой руки. Моргон уронил его, и тут же под ним вспыхнули сухие листья. Свет теперь падал иначе, и лицо Дета оказалось в тени. Моргон видел его так же, как позади других костров в прежние дни. Он молчал, снова паря мыслью в молчании арфиста, которое повлекло его вперед, точно по мосту, узкому, словно лезвие, переброшенному через бездну его смятения и гнева. Наконец он присел на корточки возле огня и очертил его кругом, силой разума не позволяя ему слишком разгореться в теплой ночи.
- Куда ты идешь? - спросил он немного погодя.
- Назад, туда, где родился. В Лунголд. Больше мне некуда идти.
