Чем дольше были они в пути, тем длинней он им казался - верста за верстой через неменяющийся лес. Разум Моргона перемалывал обрывки разговоров, взгляды людей, мимо которых они проезжали, шумы впереди и сзади, случайные немые образы в глазах пташек, пролетавших над их головами. Он стал крайне занят, пытаясь одновременно следить за тем, что впереди и что позади, высматривать арфистов, конокрадов, Меняющих Обличья. Он едва слушал Рэдерле, когда та начинала говорить с ним. Наконец она вообще прекратила с ним разговаривать, и он несколько часов этого не замечал. Поскольку они уже отъехали далеко от Кэйтнарда, на дороге стало менее оживленно. Теперь они могли целые версты ехать в полном одиночестве и тишине. Но жара не унималась, и любой путник, возникавший сзади после нескольких минут одиночества, выглядел подозрительным. Впрочем, ночи их, если не считать арфы, были вполне мирными. В день, когда Моргон окончательно успокоился, они лишились лошадей.
Моргон и Рэдерле остановились на ночлег раньше, чем обычно, - слишком уж они были изнурены жарой и однообразием дороги. Моргон покинул свою спутницу, мывшую голову в реке, и прошел с полверсты до трактира, который они недавно миновали, чтобы купить чего-нибудь съестного и послушать новости от торговцев и земледельцев. Трактир был набит битком: торговцы обменивались сплетнями, нищие музыканты играли на всем, что могло издавать звук, - кроме арфы, играли за миску похлебки и ломоть хлеба; богатые купцы, землепашцы, семейства, выглядевшие так, словно бежали из своих домов куда глаза глядят, взвалив на спины все, что удалось унести.
Воздух в трактире был тяжелым от винных паров и людского гула. Моргон, выбрав наугад густой и оживленный голос за дальним столом, пошел на него, словно на зов музыкального инструмента.
- Двадцать лет, - говорил сидящий за столом человек. - Двадцать лет я жил через улицу оттуда. Я продавал в своей лавке дорогие ткани и меха со всех концов Обитаемого Мира и никогда не видел ничего больше, чем какую-нибудь не так падающую тень в развалинах древней школы. Но однажды, поздно ночью, когда проверял счета, я заметил в разбитых окнах огни... Никто и никогда не приближался к развалинам, особенно по ночам, - даже те, кто не прочь поживиться, - от этого места за три версты разило бедой. Так что для меня оказалось достаточно вида этих огней. Я забрал из лавочки все, все до последнего свертка ткани, поручил передать моим покупателям, чтобы те искали меня в Кэйтнарде, и смылся. Если в городе назревает новая война чародеев, я предпочитаю быть на другом краю Обитаемого Мира.
