Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры | страница 20



Прям тут, в горах,
Вот как теперь».

Безыскусные наставленья и панибратские советы юношам

Перевод Шаши Мартыновой

Не ешь сбитое на трассе животное, которое можно закинуть в багажник.


Перед патрульными на трассе жопу не заголяй.


Большие ставки при малых деньгах — обычно к проигрышу.


Не путай благую весть с церковью.


Никогда не сдавай семью или друзей.


Не живи там, где не можешь поссать с крыльца.


Не все простое — легко.


Не разевай крокодилью пасть на то, что твоя хамелеонья задница не осилит высрать.


Не хочешь ее — не свисти ей вслед.


Не влезай меж двух собак, когда те месят пыль.


Картошку любой дурак сварит, а вот подливу к ней — только повар.


Если бос — разуй глаза.


При параноиках не бормочи.


Никогда не спи с женщиной, которая делает тебе одолжение.


Получил от задиры — подставь другую щеку. Даст еще раз — пристрели сволочь.


Удержать всегда вдвое труднее, чем добыть.


Никогда не катайся по деревне на 100 милях в час с пьяной голой дочуркой шерифа на коленях.


Не тягай в гору.


Если тебе все ясно, значит, ты не понимаешь, что к чему.


Любовь всегда жестче, чем кажется.

Убийство

Перевод Шаши Мартыновой

Всего два
Оправдания
Убийству живой твари:
Если намерен съесть ее
Или она собралась — тебя.

Смерть и умирание

Перевод Шаши Мартыновой

Нихера не важно
Когда, где
Или как
Умрешь.
Важно одно:
Не прими это на свой счет.

Новые стихотворения и миниатюры


Банкир

Перевод Шаши Мартыновой

Улыбка у него — как холодный стульчак.
Он жмет мне руку так, будто нашел ее
в бочаге, дохлую две недели как.
Говорю ему, что мне нужны деньги.
Куча денег.
Хочу купить новый «ламборгини»,
нагрузить его абсентом и опием
и свалить с этих промозглых сопок
на пару лет в Париж.
Пытаюсь объяснить,
что мое художественное развитие достигло точки,
в которой мне требуется протяженное
всестороннее самокопание.
Банкир потрошит мой бумажник.
Осматривает мне рот.
Хмыкает на предложение 20 мильтоновских сонетов
как гарантию займа.
Вот уж он потрясает головой, устоями моего доверия
и рукой на прощанье. «Постойте, — молю я, —
моих долгов и грез
не покрыть из текущих доходов».
«Извините, — бурчит он в ответ, — ничем не могу помочь», —
и скрепляет степлером какие-то бумажки
так, что, кажется,
пришпилил бы мой язык к муравейнику.
Таращусь на него ошарашенно.
И под праведной едкостью моего взгляда
банкир начинает менять форму.
Сначала становится тарелкой остывшей
               картофельной соломки,
пропитанной картерным маслом.
Потом — черной кляксой
на странице Книги Бытия.
И наконец — жуком-навозником,