Биографы его до сих пор не могут точно сказать, бывал ли здесь будущий поэт четырехлетним, в 1818 году, – уж очень шатки тому доказательства. С большей уверенностью говорят о том, что Елизавета Алексеевна Арсеньева привезла на Горячие Воды своего шестилетнего внука в 1820 году. Что могло запомниться тогда малышу? Городка-то ведь еще не существовало – вдоль Горячеводской долины тянулись в два ряда домики-мазанки, а у источников на вершине Горы Горячей строили простенькие деревянные купальни. Но над поселением поднимались причудливые дикие скалы, а вдали сверкали серебром снежные вершины. Их величие и красоту мальчик смог в полной мере оценить летом 1825 года, когда бабушка вновь привезла его на Воды.
«Синие горы Кавказа, приветствую вас! Вы взлелеяли детство мое, вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали» – так выразил несколько лет спустя юный поэт свою признательность далекому южному краю. Потом был 1837 год и первая ссылка на Кавказ. Потускневшие за 12 лет воспоминания детства дополнились новыми яркими картинами: таманский берег, плавни Кубани, холмистые предгорья Ставрополья и Кабарды, казачьи станицы на Тереке, великолепие горного Кавказа и Грузии… В этом калейдоскопе новых впечатлений не затерялся любимый с детства Пятигорск, который он описал в повести «Княжна Мери», с почти топографической точностью запечатлев многие уголки любимого города.
Новую радость испытал Лермонтов, посещая его во время второй ссылки на Кавказ. В 1840 году он побывал в Пятигорске, по крайней мере, дважды – в июне, заглянув сюда на несколько дней по дороге в отряд, и в августе, когда с группой приятелей-офицеров был отпущен на отдых после экспедиции.
И вот весна сорок первого. Он снова на Кавказе, в Ставрополе, вернувшись после длительного отпуска, проведенного в Петербурге. Его путь лежит на левый фланг Линии, в крепость Темир-Хан-Шуру (ныне город Буйнакск), где собираются войска перед началом штурма аула Черкей. Снова ему придется проезжать так близко к любимым местам – даже трезубец Бештау можно будет разглядеть на горизонте! В письме из Ставрополя Лермонтов делится с бабушкой своими планами: «…Кажется, прежде отправлюсь в крепость Шуру, где полк, а оттуда постараюсь на воды».
Так что, как видите, судьба судьбой, а решение изменить маршрут было отнюдь не спонтанным – подготовлено давним и горячим желанием встречи с любимым городом. И брошенный полтинник, скорей всего, сыграл чисто «служебную» роль – помог убедить друга и родственника Столыпина, противившегося заезду в Пятигорск. Согласимся с этим или будем считать все же, что в Пятигорск поэта привел Случай, олицетворенный брошенным полтинником? Предупреждаю: это не единственная необходимость выбирать, которую приготовил нам факт приезда Михаила Юрьевича в Пятигорск.
