Я обегал все пригороды… Иногда в порыве энтузиазма я забирался так далеко, что, застигнутый надвигающейся ночью, почти заблудившийся, я вынужден был тратиться на омнибус, чтобы вернуться не слишком поздно. Из 35 франков в месяц мои родители оставляли мне 15… Они полностью уходили на транспорт. Поневоле я обходился дорого… В принципе, конечно, мне следовало бы ходить пешком… но тогда пришлось бы чаще тратиться на обувь!
Месье Горлож в поисках мелкого ремонта всегда ходил на улицу де ля Пэ. Он вполне мог бы нравиться, если бы не его борода, настоящее его проклятие. Она постоянно была в перхоти… «Сикоз»[51], так он ее называл…
Я часто замечал, как он, закрыв дверь, яростно чешется… Он всегда выходил в приподнятом настроении. В карманах у него неизменно было несколько перстней, которые нужно было починить, уменьшить или увеличить. Брошка, которую нужно было запаять… со сломанной застежкой. Цепочка, которую нужно сузить… какая-нибудь безделушка… что-нибудь еще… Этого хватало, чтобы поддерживать существование нашей конторы… Он был не слишком привередлив.
Антуан, его единственный компаньон, выполнял эту работу. Сам Горлож к ней не прикасался. Поднимаясь по Бульварам, я часто встречал его, его можно было узнать издалека… Он шел не так, как другие… Его чрезвычайно занимала толпа… Глаза у него разбегались в буквальном смысле этого слова… Я видел, как вращается его шляпа. Он выделялся еще и своим жилетом в мелкий горошек… в стиле мушкетера…
– Ну как, Фердинанд?.. Всегда в строю? Во всеоружии? Как дела? Хорошо?
– Все в порядке! Все в порядке, месье Горлож!..
Я вытягивался в струнку, отвечая ему, несмотря на ужасный вес моей поклажи… Мой энтузиазм не ослабевал. Правда, из-за того, что я ничего не зарабатывал, ничего не продавал и все время ходил с такой тяжестью, я худел все больше и больше. Конечно, мускулы не ослабевали. У меня окрепли ноги. Окрепла душа. Я стал выше… И возвышеннее…
Покончив с комплектом, я бегал еще в несколько мест за покупками для мастерской. К одному надомнику, к другому. В «контору» за футлярами. Все это находилось на той же улице.
Малыш Робер, ученик, должен был гнуть оправы, доделывать «недоделки» или просто подметать комнату. Семейная жизнь Горложей была далека от идиллии. Они ругались по-черному, еще сильнее, чем мы. Чаще всего вспыхивали ссоры между Антуаном и хозяином. От взаимного уважения не оставалось и следа, особенно в субботу вечером, когда подводили итоги. Антуан всегда был недоволен… Получал ли он мелкую монету или крупную купюру, все равно он всегда ругался. Однако же других рабочих у его хозяина не было. «Да идите вы в жопу вместе со своей грязной конурой! Я вам это уже тысячу раз говорил…»
