— Я уверен, что это серьёзно.
— А ты как думал! — сказал я.
Всё! Со старой жизнью покончено. Подумать только, каким я был разгильдяем! Но теперь я стану отличником.
Я сел за уроки. Но тут оказалось, что я не переписал из старого дневника, что задано на завтра. Я открыл дверцу печки — один пепел. Я пошёл узнавать, что задано.
Конечно, я бы мог узнать у Королькова, он ближе всех живёт от меня. Но я пошёл к Манечке Аб. Имеет же право человек немного прогуляться.
Манечка Аб играла во дворе в волейбол. Я думал, что она сразу побежит за дневником, ведь она была так обеспокоена моей судьбой, когда выступала на сборе. Но Манечка Аб сказала:
— Ой, Водовоз, неохота. Сходи к кому-нибудь другому — видишь, я играю.
Она уже больше не замечала меня. Зачем же ей надо было говорить, что она обеспокоена моей судьбой? Кто её за язык тянул? Ничем она не обеспокоена!
В это время мяч отлетел в сторону, я его подобрал и изо всех сил бросил в Манечку. Ей досталось по плечу. Она крикнула:
— Дурак! На следующем сборе я расскажу, какой ты хулиган!
Я ответил:
— Молчи, притворщица!
Девчонки, которые играли в волейбол с Манечкой, засмеялись. Одна сказала:
— Чудак — как смешно обзывается! Ты что — балдой её не мог обозвать?
Я ушёл. Настроение у меня было совсем не такое, какое должно быть у человека, когда он начинает новую жизнь. Я слонялся по улицам и уже не собирался узнавать, что задано.
Возле парадного на улице Чехова я увидел Генку Зайцева. С ним стояли ещё двое ребят. Они по очереди затягивались от одной сигареты. Зайцев подмигнул мне и спросил:
— Хочешь?
Я покачал головой и ушёл. Что же это такое? Критиковал меня на сборе, а сам курит. Тут я вспомнил, что у Генки Зайцева у самого двойка по истории. И я подумал: это так получилось потому, что обсуждали не Зайцева, а меня. А если бы обсуждали Зайцева? Неужели бы я тоже говорил, что обеспокоен его судьбой? Критиковал же я как-то Лапушкина за то, что он оторвал крышку на парте. А сам я разве не отдирал доски в заборе, когда мы с Толиком Сергиенко строили штаб?
Ещё я вспомнил, что Грищука критикуют на каждом сборе и он каждый раз обещает исправиться и не исправляется. И опять он, наверно, не исправится. Но всё равно на следующем сборе все будут его критиковать, и наша пионервожатая Лиля Петровна будет опять волноваться.
В общем, я решил, что начинать новую жизнь не стоит.
Я вернулся домой. Весь вечер я читал. Когда я слышал мамины шаги, я книгу откладывал и придвигал к себе тетрадку. Мама была мной довольна. Она мне молока с пирогом принесла.
