Я был на похоронах Эмануэле. В каких-то странах пятнадцатилетние — обычные подростки. Здесь же, в трущобах, пятнадцатилетние умирают, и это не несчастный случай, а, скорее, приведение в силу смертного приговора. В церковь набились загорелые дочерна ребята, они время от времени выкрикивали что-то, а на улице подхватывали хором: «Навсегда с нами, ты навсегда останешься с нами! Навсегда с нами…» Так поют тиффози,[5] когда футболист уходит из большого спорта. Они кричали как болельщики на стадионе, но в их криках чувствовалась ярость. Полицейские в штатском старались держаться подальше от траектории движения толпы. Их присутствие ни для кого не было тайной, но сегодня никто не собирался выяснять отношения. Я сразу заметил полицейских в толпе, хотя, скорее, это они меня заметили, обнаружив лицо, не проходившее ни по одной картотеке. Один из них только усугубил мое угнетенное состояние, подойдя со словами: «Они все обречены. Наркоторговля, кражи, скупка краденого, грабежи… Некоторые еще и проституцией занимаются. На каждом что-нибудь, да висит. Чем больше их здесь поумирает, тем лучше для всех…»
На такие фразы отвечают либо хуком в челюсть, либо ударом головой в переносицу. Но на самом деле все так думают. И, возможно, они правы. Я наблюдал за ними: отбросы общества, суррогаты людей, готовые к пожизненному заключению за украденные двести евро. Им всем не было даже двадцати. Проводивший богослужение отец Мауро прекрасно понимал, кто собрался перед ним. И что дети вокруг него не являются образцом чистоты и непорочности, он тоже знал.
— Сегодня умер не герой…
Во время воскресных проповедей руки священников всегда расслаблены. Сейчас же отец Мауро стоял со сжатыми кулаками. И тон его ничуть не походил на тот, которым читают проповеди. Вначале он чуть сипел: так бывает, когда долго говоришь сам с собой. В его яростной речи не было ничего похожего на сострадание к чаду Божьему и на обещание спасения.
Он напоминал одного из латиноамериканских проповедников времен гражданской войны в Сальвадоре, которые были уже не в состоянии служить панихиды по бесчисленным жертвам, теряли способность сочувствовать и переходили на крик. Но здесь о Ромеро[6] никто не слышал. Отец Мауро обладал редкой энергией. «Многое мы можем вменить в вину Эмануэле, но пятнадцать лет — это пятнадцать лет. Дети, рожденные в других районах Италии, в этом возрасте ходят в бассейн и на танцы. Здесь всё иначе. Господь учтет, что ошибка была совершена пятнадцатилетним подростком. Если на юге Италии пятнадцати лет достаточно, чтобы красть, убивать и умирать самим, то надо быть готовым и брать на себя ответственность за такие вещи».
