Ну а больше всего на фронте было омерзительных маленьких тварей — неистребимых паразитов, которые мало того, что не представляли собой ни малейшей пищевой ценности, но еще и сами питались солдатской плотью и кровью. Это прежде всего насекомые: клопы да блохи, клещи да комары, мошка да мухи, роями облеплявшие глаза убитых — вот оно, изысканное лакомство! И все-таки ко всей этой дряни кое-как, но можно было притерпеться, самой же страшной напастью, бесспорно, были вши. Дай волю миллиардам вшей — они покроют ваше тело с головы до ног. Вошь быстро стала неотступным врагом, наравне с другими супостатами — крысами, столь же прожорливыми, вездесущими и бесконечно плодовитыми; крысы жирели, поедая все припасы (не помогало даже подвешивать съестное на гвозде), сгрызая ремни, покушаясь на обувь... да что там: даже на живое тело, стоило вам заснуть... а стоило умереть, так и на мертвое — им тоже подавай глазницы мертвецов.
Уже одной этой компании, вшей и крыс, упорных и настырных, сплоченных, монолитно-целеустремленных, одержимых одним желанием: глодать вашу плоть и сосать вашу кровь, доступным способом сживая вас со свету, — не говоря уж о противнике, идущем к той же цели иными путями, — довольно было, чтобы захотелось бежать куда подальше.
Но с войны просто так не сбежишь. Тут ты зажат со всех сторон: спереди враг, рядом вши и крысы, а позади жандармы. Единственный выход — стать непригодным, то есть получить хорошее ранение, такое, с которым уж точно отправят в тыл (как у Антима, например), — его и ждешь, о нем мечтаешь, но только получишь его или нет, зависит не от тебя. Кое-кто пытался тайком подстроить спасительное увечье своими силами, например прострелить себе руку, но чаще всего этот фокус не проходил: их разоблачали, судили и казнили. Что ж, быть расстрелянным своими, вместо того чтоб задохнуться, обуглиться или разорваться на куски, став жертвой неприятельских газов, огнеметов и снарядов, — тоже выход. А есть еще один, не хуже любого другого — застрелиться самому: палец ноги на курок, дуло в рот.
Арсенель нашел третий способ избавления, хоть, откровенно говоря, не выбирал его; все получилось не нарочно, под влиянием порыва, просто он находился в таком состоянии, которое навеяло такое настроение, которое толкнуло на такое поведение... словом, все одно к одному. Первым звеном цепи стало то, что к концу декабря Босси погиб, Антима увезли, а Падиоло куда-то задевался. Уж Арсенель искал его, расспрашивал, кого мог, пытался даже что-нибудь узнать у офицеров, заносчивых, скрытных и грубых, — все без толку. Оставалось только строить догадки. Быть может, Падиоло убили в тот же день, что и Босси, затоптали во всеобщей сумятице в грязь, и никто о нем даже не вспомнил. А может, его, как Антима, отправили восвояси, не потрудившись сообщить товарищам, или, поди знай, перевели в другую часть.
