— Я должен обдумать твои слова, — заявил он торжественно. — Мне нужно время.
— Хорошо, — согласился Бетлоан. — Думай. Даю тебе… — он помедлил, — день. Иди.
Дан был уже у выхода, когда Бетлоан вдруг остановил его вопросом:
— А в ваших краях все ездят на подобных повозках? — поинтересовался он небрежно. — Или есть и обычные, в которые надо впрягать каотов?
Дан открыл уже рот, намереваясь сообщить, что в их передовой стране давно и думать забыли о каотах, но Маран помешал ему.
— Скажи, что и есть и обычные, — шепнул он.
Дан удивился, но сказал, что ему велели, и вышел вслед за воинами, ранее сопровождавшими его сюда. Почему бы?..
— Он хотел прояснить твой социальный статус, — ответил Маран на его невысказанный вопрос. — Если там у всех такие повозки, значит, ты рядовой член общества, и неизвестно, озаботит ли кого-либо твоя судьба. А если нет…
— Понятно, — буркнул Дан, забыв об осторожности, но никто не обратил внимания на его реплику.
— Ну и что теперь? — ворчливо спросил он, плюхаясь на свое меховое ложе.
— Теперь? — Маран помолчал. — Твои предложения? — осведомился он после довольно длинной паузы.
— Какие у меня могут быть предложения! Мое дело маленькое. Я объявляю Бетлоану о своем согласии, он присылает к тебе депутацию, вооруженную моей телекамерой…
— Почему телекамерой?
— Потому что он принял ее за амулет, который вкупе с неким паролем докажет вам, что я жив.
— Понятно. Итак?
— Он присылает депутацию, ты ее охмуряешь и отправляешься восвояси. Остальное твоя забота… Хотя… Послушай, а что если они замышляют овладеть повозкой… то есть, тьфу, астролетом, и переговоры — лишь отвлекающий маневр? Выманят вас с Эвальдом наружу и пристрелят из луков.
— Не исключено, — отозвался Маран. — Хотя маловероятно. Если б они собирались с нами расправиться, это было бы проще сделать до нападения на тебя, теперь мы начеку, они должны это понимать. Собственно, каковы их намерения — значения не имеет, не согласиться ты в любом случае не можешь, иначе тебя просто-напросто убьют.
— Если это единственная альтернатива тому, чтобы вооружить дикарей бластерами, я готов, — заявил Дан торжественно.
— История оценит твою самоотверженность, — усмехнулся Маран, — но надеюсь, что до этого не дойдет.
— В любом случае, имей в виду…
— Не валяй дурака! Тебе что, жизнь надоела?
— Ну не то чтоб совсем, но… Почему это ты можешь быть самоотверженным, а я нет? Чем я хуже?
— Ничем, — сказал Маран серьезно. — Ты лучше. Да и моя самоотверженность изрядно поувяла. С тех пор, как появилась Наи, я трясусь над своей жизнью так, словно она не моя, а жизнь Микеланджело или Шекспира. Ладно, Дан. Мне надо обдумать ситуацию. С учетом сегодняшней аудиенции.
