Том смотрел ей вслед, пока стройная фигурка не скрылась за дверью.
Вскоре дверь снова открылась и вошла медсестра с небольшим эмалированным подносом и стаканом чая.
— Вы ни за что не догадаетесь, какой у меня для вас сюрприз, мистер Найлс. К вам посетитель. Ваша мать.
— Моя мать…
— Она увидела в местной газете заметку о том, что с вами произошло, и теперь ждет в холле. Можно ее пригласить?
— Да, — ответил Найлс хриплым голосом.
Медсестра снова удалилась. «Боже, — подумал он. — Если б только знать, что я так близко от дома…»
Меньше всего он хотел увидеть свою мать. Самые давние и самые ужасные его воспоминания вырвались из темного закутка памяти. Внезапный переход из тепла в холод, из темноты на свет, звонкий шлепок тяжелой руки, обжигающая боль понимания, что безопасное существование закончилось, что отныне он будет жить и, следовательно, страдать…
— Здравствуй, Том. Мы так давно не виделись.
Семнадцать лет состарили ее, прочертили морщины на лице; щеки немного провисли, глаза утратили прежний блеск, волосы поседели. Но она улыбалась. И, к своему удивлению, Том улыбнулся в ответ.
— Здравствуй, мама…
— Я прочла в газете… Там сообщалось, что на окраине города нашли человека лет тридцати с документами на имя Томаса Р. Найлса. Я приехала… И оказалось, это действительно ты.
Ложь просилась на язык, но это была добрая ложь, и он солгал:
— Я добирался домой. Автостопом. Хотел тебя увидеть, но по дороге попал в небольшую передрягу.
— Я рада, что ты вернулся, Том. С тех пор, как умер твой отец, мне было так одиноко… Хэнк женился, Мариан вышла замуж.
Том откинулся на подушку, удивляясь, почему он испытывает только теплые чувства.
— Как ты? Все эти годы, Том? Наверно, нелегко было!
— Нелегко, — согласился Том. — Ты же знаешь, почему я убежал?
— Потому что ты никогда ничего не забываешь. Я знаю. У твоего деда тоже такое было.
— У моего деда? Но…
— Это тебе от него передалось. Я никогда о нем не рассказывала… Он не очень ладил со всеми нами. Поэтому я всегда понимала, что когда — нибудь ты уйдешь так же, как он. Ты женат?
Том покачал головой.
— Пора, наверно, уже, Том. Тебе почти тридцать.
Дверь в палату открылась, и вошел врач.
Пока врач ощупывал его, Найлс задумчиво глядел в потолок. В нем креп. о смешанное чувство удивления и восторга, и Том понял, что следовало вернуться домой гораздо раньше. Он изменился, он осознал это только сейчас.
Он обладал потрясающим даром. И до этого момента слишком большим для него. Жалея и мучая себя, отказывался простить несовершенство обычных забывчивых людей, и они отплачивали ему ненавистью. Но нельзя всю жизнь бежать от людей. Время, когда положено повзрослеть, должно было прийти.
