Вот такая на данный момент диспозиция. Ворчать-то я могу сколько угодно, но только себе под нос, потому как железнодорожная станция Пашутин уже не помещается целиком в угломерную сетку моего бинокля. А это значит, что мы на месте. Добрались.
С виду – городок как городок, никаких признаков экзофауны. Разрушения, конечно, есть, но не катастрофические. Нам-то, особенно после выбросов лавы в Бельтыры, казалось, что Пашутин – это вообще глубокий космос. Какая-нибудь черная дыра на месте города, и все. Нет, оказывается, стоит, родимый. Вон колокольня, вон больница, вон ларек, где я всегда курево покупаю… Покупал. А вон, над деревьями, флаг на ветру мотыляется. Это, братцы мои, военкомат. Видимо, цел, свеж, и крыша не течет. А замначальника первого отдела лежит тут на пузе за мусорной кучей и в бинокль с опаской зеленку разглядывает. Что за жизнь?!
Краем глаза замечаю знак Баира: есть движение! Смещаю директорию обзора на пятиэтажку и вижу: дверь подъезда медленно открывается. Ну, сейчас выползет какая-нибудь тварюга…
Что такое?! Я даже привстал. Из подъезда вышел мальчонка лет семи. Курточка, шапочка, сапоги – по лужам шлепать. И ведь зашлепал! Подобрал с земли какую-то щепку, бросил ее в ручей и вприпрыжку следом. Синдбад-мореход ты этакий! Куда ж тебя несет?! А если шипохвост из-за угла?!
Рядом Маринка заерзала, щебенкой шуршит – видимо, о том же подумала и уже готова бежать, спасать. Еще бы! Год живых детей не видела воспитательница. Но я на нее, конечно, пришикнул, чтоб не отсвечивала. Показываю своим: держать позицию, а сам встаю и по возможности бесшумно приближаюсь к пацаненку. Мало ли какие могут быть сюрпризы? А вдруг это и не человек, а, скажем, белый рой так мимикрирует? От гребаных ос всего можно ждать. Правда, детьми они раньше не прикидывались, но кто знает? Может, это неправильные осы.
Бегу, значит, крадучись, по сторонам зыркаю, но больше за мальчишкой слежу. Мальчишка как мальчишка. Кораблики пускает, и ничего важнее для него нет на всем свете. Я и сам когда-то таким был.
Чтобы не напугать его ненароком, я остановился поодаль и позвал:
– Эй, мальчик!
Он обернулся, смотрит на меня, глаз прищурив. Никакого страха, наоборот, вижу – обрадовался.
– Шоколадка есть? – спрашивает звонким голоском.
– Найдется, – говорю.
Снял рюкзак, достал пайковую плитку, протягиваю.
– Что надо сказать?
Он опять щурится.
– Ничего не надо говорить, – отвечает серьезно. – Я скажу, когда надо будет.
