— Мы не всегда делаем то, что полезно.
— Это точно. Музыка на меня так подействовала. Ты помнишь эту нашу песню… Я не могла не расчувствоваться. А теперь надо вновь стать разумной.
— Все в порядке, Селия. Не надо ничего объяснять. — Малколм провел пальцем по ее губам. — Я не буду психовать, если ты меня не позовешь в свою постель после первого же поцелуя.
При этом в голове его кружились безумные фантазии. Он представлял, как они срывают друг с друга одежду, как он несет ее на руках к пианино и сажает на клавиатуру…
А вдруг это столь же неизбежно, как и восемнадцать лет назад?
Во взгляде Селии читалась нерешительность. Она тоже думает об этом? Пульс его зачастил на безумных оборотах. А она покачала головой и отвернулась.
— Я не могу, — тихо произнесла она, отступая, пока его рука не сползла с ее лица. Она достала из шкафа простыню и подушку, затем вытащила из дивана стеганое одеяло. — Спокойной ночи, Малколм.
Она вручила ему белье и, прежде чем он успел что-то сказать, резко развернулась, чтобы выйти. Было очевидно, что она в таком же смятении, как и он. Подавив порыв рвануться к ней, Малколм тем не менее не отказал себе в удовольствии понаблюдать за ее покачивающимися бедрами. Все его тело горело от желания, и он знал, что, даже когда она закроет дверь, он еще долго не успокоится.
После ухода Селии воцарилась тишина, постельное белье наполняло комнату ароматом лаванды. Малколм не ночевал на диване со времен начала своей музыкальной карьеры, когда по утрам шел полусонный на занятия, не выспавшись после выступлений. Он окончил музыкальный факультет, а в качестве второго предмета изучал бухгалтерское дело, чтобы потом никакой импресарио не облапошил его по финансовой части. Он не собирался быть одним из тех музыкантов, что сначала становятся миллионерами, а потом превращаются в банкротов.
Потянувшись, чтобы размять плечи, Малколм откинул простыню и встряхнул покрывало. Он часто останавливался в самых роскошных номерах, но никогда не забывал, как этого добился — и никогда не забудет. Как только человек становится самодовольным и утрачивает бдительность, то тут же теряет все.
Его больше никогда не застанут врасплох. Самым ужасным днем был тот, когда Малколм сидел в камере в полицейском участке, арестованный за хранение наркотиков, волнуясь за Селию.
Он совершил много ошибок и ответил за них. Искупление не требует аплодисментов. Похвала только уменьшала значение всего того, что он, возможно, сделал правильно.
