— Разве не легче было бы рассказать родным правду?
— Нет. Легче жить своей жизнью далеко отсюда, не мучая себя размышлениями о том, как я разочаровал семью. Моему отцу семьдесят, но он все еще гордится репутацией донжуана и рассматривает погоню за юбками как признак социальной продвинутости. Гомосексуализм ему непонятен, стало быть, противоестественен. Я думаю, известие, что женщины меня не возбуждают, его прикончит. Что же до Кита…
— Я вообще не понимаю, что дало ему право судить всех вокруг, как будто он особенный, — зло сказала Софи, разворачивая газету.
— Боже милосердный! — выдохнул Джаспер, хватая ее за руку.
Софи проследила за его взглядом. На первой полосе под заголовком «Чествование героев» красовалась фотография Кита в военной форме с внушительной коллекцией медалей на груди.
Джаспер быстро прочитал заметку вслух:
«Майор Кит Фицрой был награжден медалью Святого Георгия за преданность долгу и образцовую храбрость, проявленную в условиях большого персонального риска. Майор Фицрой обезвредил более ста самодельных взрывных устройств, предотвратив многочисленные жертвы среди военных и мирного населения. Сам герой охарактеризовал свои действия как «не заслуживающие такого внимания».
За столом воцарилось молчание. Софи чувствовала себя так, словно проглотила бенгальский огонь, который продолжал искрить где-то внутри. Официантка принесла лазанью и жареную картошку, но аппетит почему-то пропал.
— Ну хорошо, возможно, это дает ему право вести себя, как будто он немножко особенный, — сказала Софи дрожащим голосом. — Ты знал что-нибудь об этом?
— Вообще ничего.
— Но чем это не повод для семейной гордости? Неужели вашему отцу не было бы приятно?
— Он скептически относится к военной карьере Кита. — Джаспер пожал плечами. — По его убеждению, людям нашего круга не пристало работать. Допускаются только бессмысленные артистические занятия вроде моего.
Фотография Кита притягивала взгляд, девушка не могла не думать о том, как он красив. Было бы проще продолжать считать его несносным заносчивым типом с манией контролировать все и вся, но после вчерашнего рассказа Джаспера и этой статьи в газете он предстал перед ней в ином свете.
Хуже всего, что Софи начала грызть совесть. Ей, столько раз страдавшей от скороспелых суждений и предрассудков, нравилось думать, что уж она-то никогда не заклеймит человека, ничего о нем толком не зная.
Но ведь Кит начал первым, напомнила себе Софи. С первого взгляда навесил на нее ярлык «распутной, корыстной пустышки», что никак не соответствовало действительности. По крайней мере, в отношении корысти. Она надеялась, что вечером с помощью монашеского платья и нескольких уместных замечаний о международной политике заставит его изменить мнение и по двум другим пунктам.
