Первые раскаты грома рванули воздух над неподвижной морской гладью. И с его ударами немедленно хлынул ливень, густая завеса которого полностью скрыла от преследователя фигуры трех ночных скитальцев. Маттавия мгновенно промок насквозь и попытался приблизиться к идущей троице. Но этого не потребовалось. К изумлению начальника тайной стражи синедриона, следившего за непонятными чужеземцами, факел не погас и продолжал служить ему ориентиром.
С Мертвого моря внезапно прорвался порыв ветра, и ноздри Маттавии учуяли смрад гниющего камыша, смолы и серы. Он передернул плечами и еще больше ссутулился.
Подле высокой, темневшей неподвижной громадой, гряды огонь факела пропал, и Маттавия понял, что преследуемые вошли внутрь копей. Он метнулся следом, и вновь чадящее пламя факела указало ему путь. Воздух был сух и пах морем. Под ногами хрустели кости и остатки соляной породы. В сторону сполоханно метнулась стая летучих мышей, взбороздив тишину громким хлопаньем мощных крыльев. Троица, чему Маттавия был чрезвычайно удивлен, двигалась по запутанным лабиринтам быстро и уверенно, будто зная расположение переходов наизусть.
Наконец чужеземцы вступили в большой овальный зал, по обеим сторонам которого расположились широкие каменные скамьи и остановились. Высокий, блеснув в мерцающем неровном свете слюдой, закрывавшей его глаз, смахнул со скамьи полой халата полуистлевшие кости и жестом предложил остальным садиться.
Маттавия затаился возле стены коридора, ведущего в зал. Заговорщики, а, что это были именно заговорщики, глава тайной стражи не сомневался, были ему прекрасно видны. Его же они видеть не могли - факел освещал лишь небольшое пространство обширной пещеры. Было тихо, лишь какое-то неясное шуршание раздавалось в пустынных жутких лабиринтах.
- Сейчас к ним присоединится тот, который назначил встречу в этом мрачном, таящим ужас прошлых лет, месте, - подумал Маттавия, - и я увижу того, или тех, кто руководит этой странной троицей.
Характер и повадки у него были, как у горного волка - крадущийся, бесстрашный и умеющий напасть внезапно, так он себе его представлял, хотя встречаться с ним не приходилось.
Он сжал рукоятку короткого римского меча, которым владел великолепно. Этому мастерству его обучил бывший римский легионер, принявший иудейскую веру, оставшись в Иерусалиме и поступивший на службу в тайную стражу синедриона. На правом боку за пояс был заткнут также длинный, с узким лезвием, кинжал, в обращении с которым ему, пожалуй, не было равных в Иудее. Еще в далеком детстве он наловчился даже сбивать метательными ножами низко летящих птиц, а сейчас мог попасть в любую точку с расстояния в два-три десятка локтей.
