- За подписью самого наркома?
- Да.
- На чье имя адресовать справку, Константин Агеевич?
- Ни на чье. Просто справка и все. Говорят, будут докладывать в самые верхи. Якобы, даже, Самому.
- В какой срок?
- Максимум - завтра к вечеру. Чуть не забыл, приложишь к справке копию своего постановления.
- Понял, Константин Агеевич.
- Ну, давай - действуй. Да, объем справки - не более двух печатных листов.
- Есть!
Капитан положил на аппарат трубку и озабоченно почесал в затылке.
- На двух листах изложить все эти события? Да, еще попытаться дать им юридическую оценку? Придется заночевать сегодня в управлении....
Факты, изложенные потерпевшими и свидетелями по этому делу, выглядели бессистемным нагромождением бессмысленных действий членов удалой шайки и их главаря, не поддавались никакому объяснению и не подчинялись человеческой логике.
- Будто сам Сатана здесь накуролесил, - следователь произнес это вслух досадливо и с озлоблением.
И, тотчас, виски его сдавило будто стальными пальцами, в затылок уперлось нечто вроде зазубренной вилки, а в лицо дохнуло ледяным холодом.
- Не упоминай, без надобности, имени этого, - членораздельно и страшно произнес чей-то бестелесный голос.
Капитан очумело повел по сторонам глазами. В кабинете ничего не изменилось, и все же появилось неощутимое впечатление, что кто-то незримый здесь только что побывал.
- Задремал, что ли? - его взгляд метнулся к циферблату наручных часов - время почти не сдвинулось.
Он тоскливо оглядел, заваленный бумагами и делами, видавший виды, стол светлого орехового дерева. Перевел взгляд на окно, исхлестанное ранним, мокрым и прилипчивым снегом, не добавившее ему бодрости своим видом. Затем снова уткнулся в стол и обреченно придвинул к себе обшарпанную, но надежную, пишущую машинку. Если и удастся соснуть, то не более двух-трех часов.
Впрочем, бессонных ночей в те напряженные годы у капитана хватало. Начиналась масштабная чистка партийного, государственного и хозяйственного аппарата громадного, первого в мире, социалистического государства....
Глава четвертая
1.1. Слова влекут за собой дела.
К ночи город очутился во власти игроков, пьяниц и обжор. Иерусалим внешне затихал, но зато начинал жить иной, вечерней, а, затем и ночной жизнью. Полки сотен небольших лавчонок ломились от груд лакомств - хрустящих, пахучих, начиненных фруктами, пряностями и медом. Харчевни, таверны, трактиры, постоялые дворы исторгали чад пальмового масла и жареного мяса. Они заполнялись самым различным по обличью, занятиям и наречиям людом.
