— Господи, — сказал он. Двадцать пять. Тогда как Саре по-прежнему будет восемьдесят семь. — Господи Иисусе…
Петра выглядела, будто поражённая громом и медленно, почти незаметно покачивала головой.
— Что? — спросил Дон.
Она вскинула взгляд, и, казалось, её глазам понадобилось какое-то время, чтобы сфокусироваться.
— Простите, — сказала она. — Просто… я и представить не могла, что буду извиняться за то, что дала кому-то лишние семьдесят или восемьдесят лет жизни.
Дон снова скрючился рядом с сидящей в кресле женой. Как мучительно больно это бы было совсем недавно — и всё же от того, что сейчас он может сделать это без труда, он не испытывал никакой радости.
— Прости, дорогая, — сказал он. — Мне так жаль.
Но Сара покачала головой.
— Не нужно. Всё будет хорошо. Вот увидишь.
Как всё может быть хорошо? удивился он. Они прожили всю жизнь синхронно друг с другом: родились в один год, выросли среди тех же самых событий. Оба точно помнили, где они, девятилетние, были тот момент, когда Нил Армстронг впервые ступил на Луну. Оба были подростками, когда случился Уотергейт; им было под тридцать, когда пала Берлинская стена; за тридцать, когда рухнул Советский Союз; за сорок, когда был обнаружен инопланетный разум. Даже до того, как они встретились, они шагали по сцене жизни вместе, вместе старели, становясь лучше, как две бутылки вина одного урожая.
В голове у Доно всё плыло, и, казалось, перед глазами тоже. Лицо Сары начало расплываться — слёзы в его глазах сделали то, что не смогла чудо-терапия «Реювенекс» — стёрли её морщины и разгладили черты.
Как и большинство учёных, работающих в программе SETI, Сара часто работала допоздна после того, как в 2009 году было получено первое сообщение инопланетян. В один из таких вечеров Дон пришёл её проведать в её университетский офис по окончании своего рабочего дня в «Си-би-си».
— Есть кто дома? — позвал он.
Сара с улыбкой на лице развернулась к нему, входящему в дверь её офиса с красно-белой коробкой «Пицца Хат».
— Ты просто ангел! — воскликнула она. — Спасибо!
— О, — сказал он. — А ты что, тоже есть хочешь?
— Свинья! Что ты там купил?
— Большой «Любитель Пепперони», потому что… гмм… я люблю пепперони, а ты любишь меня…
— О-о-о-о! — сказала Сара. На самом деле она предпочитала грибы, но он их не переносил. В комбинации с его нелюбовью к рыбе это породило его фирменную максиму, которую Сара выслушивала от него по множеству различных поводов, своего рода псевдоапология его пищевых пристрастий: «Следует есть только ту еду, что эволюционировала сходным с тобой образом. Только теплокровные животные — млекопитающие и птицы, и только фотосинтезирующие растения».
