— Доган-Бек!
Тот, кто по воле благосклонной на этот раз судьбы оказался на крепостном валу, узнал окликавший его голос и отозвался. Тогда суданец на турецком языке спросил Доган-Бека, в каком состоянии город, достаточно ли съестных припасов и фуража. Доган, пожелав Баязету долгой жизни и процветания, ответил так:
— Благодарение Магомету, двери и стены города надежны и хорошо защищены, солдаты, как видят твои священные глаза, бодрствуют днем и ночью, а продовольствия и фуража достаточно.
Узнав, таким образом, все, что ему было нужно, Баязет спустился с холма, тем более, что де Хелли, командовавший ночным патрулем, услышав вопрошавший голос, дал сигнал тревоги, а сам устремился к холму. Внезапно его взору предстал словно бы какой-то призрак, оседлавший коня; легкий, как ветер, он пролетел, едва касаясь земли. Де Хелли со своим отрядом бросился вдогонку, но хоть и слыл одним из лучших наездников, не только не догнал беглеца, но даже не увидел пыли, взметнувшейся из-под копыт царственного коня. Баязет в какой-нибудь час проскакал восемь лье и, ворвавшись в самую гущу своего воинства, издал клич, от которого проснулись люди и тревожно заржали лошади, — он хотел воспользоваться остатком ночи, чтобы как можно ближе подойти к армии христиан. Он тотчас же выступил в поход, а когда настал день, дал приказ к бою. Будучи человеком опытным, отдававшим должное мужеству крестоносцев, он бросил вперед восемь тысяч турок, примерно на расстоянии лье за ними в форме буквы «V» следовала остальная часть армии, сам же Баязет находился в глубине этого клина; двум флангам этой армии он приказал окружить неприятеля, как только авангард повернет вспять, обратившись в притворное бегство. Авангард и эти два крыла в общей сложности составляли около ста восьмидесяти тысяч человек.
Христианские воины в это время предавались всевозможным увеселениям, не подозревая, что на них движется армия, неисчислимая, как песок, все сметающая на своем пути, словно самум; их лагерь превратился в настоящий город, где одна другой спешили навстречу все приятности жизни. Парусина палаток простых рыцарей была заткана золотом, все старались не отстать от новейших мод во Франции и даже выдумывали их сами, но от недостатка воображения вытаскивали на свет Божий старые. Завиток стремени увеличили так, что нога не могла свободно пройти в стремя; а некоторые додумались до того, что пристегнули стремя к колену золотой цепью. Такая неумеренность и расслабление духа приводили в изумление иноземцев; было непостижимо, что эти сеньоры, соединившие мечи ради защиты своей веры, сами давали неверным повод для презрения; что рыцари, столь отважные в бою, превратились в бездеятельных ничтожеств; что одни и те же люди могли носить и легкие одежды, и тяжелые доспехи.
