Случилось так, что второй паж, сморенный жарою, уснул в седле и выронил из рук копье; падая, копье задело каску пажа, ехавшего впереди, отчего раздался резкий и пронзительный звук. Король внезапно вздрогнул. Побледнев, он устремил вперед блуждающий взгляд, потом вдруг пришпорил коня и, выхватив меч из ножен, бросился на пажей с криком: «Вперед, вперед на изменников!» Перепугавшись, пажи обратились в бегство. Король, однако, мчался туда, где находился герцог Орлеанский. Последний не знал, что ему делать: ждать ли брата или бежать от него прочь. Но в эту минуту он услышал голос герцога Бургундского, который кричал ему:
— Бегите, племянник, бегите, государь хочет вас убить!
Король действительно несся на герцога Орлеанского, потрясая, как безумный, мечом, так что герцог едва успел отскочить в сторону. Карл промчался мимо, но, встретив на своем пути гиеньского рыцаря, считавшегося побочным сыном Полиньяка, вонзил шпагу ему в грудь. Из раны хлынула кровь. Рыцарь упал. Вид крови не только не остановил короля, но еще усугубил его неистовство. Не давая передышки своей лошади, он стал метаться из стороны в сторону, разил мечом каждого, кто попадался под руку, и кричал: «Вперед, вперед на изменников!»
Тогда те из рыцарей и оруженосцев, кто был защищен латами, кольцом окружили короля, подставляя себя под его удары, пока наконец не увидели, что силы Карла иссякают. Тогда нормандский рыцарь по имени Гильом Марсель подошел к нему сзади и обхватил его руками. Король успел нанести еще несколько ударов, но меч выпал у него из рук, и он с неистовым криком опрокинулся навзничь. Его сняли со взмыленной, дрожащей лошади, раздели, чтобы он немного остыл. Когда к нему подошли брат и дядя, Карл их не узнал, и, хотя глаза его были открыты, стало ясно, что он ничего не видит.
Вельможи и рыцари словно остолбенели: все молчали, никто не знал, что делать. Герцог Беррийский дружелюбно пожал Карлу руку и попытался с ним заговорить, но король не отвечал ни словом, ни жестом. Тогда герцог покачал головою и сказал:
— Придется, господа, возвращаться в Ле Ман, поход наш на этом закончен.
Из опасения, как бы с королем вновь не случился приступ безумия, его связали, положили на носилки, и, удрученные, все направились обратно в город Ле Ман, куда, как и предсказывал герцог Беррийский, вернулись тем же вечером.
Сразу вызвали лекарей. Одни из них полагали, что король был отравлен еще до выезда из Ле Мана, другие же искали сверхъестественную причину его болезни и утверждали, что на него напустили порчу. В обоих случаях подозрения пали на принцев, и потому они потребовали, чтобы ученые медики произвели тщательное исследование. Тогда спросили тех, кто прислуживал Карлу во время обеда, много ли тот ел. Оказалось, что он едва прикоснулся к кушаньям, был задумчив, все только вздыхал, время от времени сжимал руками виски, словно у него болела голова. Был вызван главный мундшенк Робер де Тек, чтобы выяснить, кто из виночерпиев последним подавал королю вино; оказалось, это был Гелион де Линьяк; за ним тотчас послали и спросили, где он брал вино, которое король пил перед отъездом. Тот ответил, что ничего не знает, но что они вместе с главным мундшенком это вино пробовали. Подойдя к шкафу, он принес бутылку, в которой осталось еще довольно напитка, налил стакан и выпил. Как раз в это время от короля возвращался врач и, услышав этот разговор, обратился к принцам:
