— А у кого именно?
— У дочери торговца лошадьми. Я, разумеется, утверждал, что это невозможно; он же упорно настаивал. В конце концов мы поспорили: он — на это кольцо, а я — на жемчужное ожерелье. — Валентина смотрела на герцога, словно пытаясь читать в его душе. — И вот я переоделся простым оруженосцем, дабы собственными глазами взглянуть на сие чудо, и пошел к старику торговцу, где за бешеную цену купил двух никудышных коней, сесть на которых дворянина, отмеченного титулом герцога, можно заставить разве что в наказание. Но зато я увидел белорукую богиню, как сказал бы божественный Гомер. Признаться по совести, де Куси не столь глуп, и просто диву даешься, каким образом в этом жалком саду мог расцвести такой изумительный цветок. Однако же, моя дорогая, я не признал себя побежденным: как и подобает истинному рыцарю, я вступился за честь своей дамы. Де Куси продолжал упорствовать. Короче говоря, мы уже пошли к королю просить его дозволить решить наш спор поединком, но в конце концов договорились обратиться к Пьеру де Краону, человеку в подобных делах весьма опытному. И вот дня три назад мы втроем направились к этой красотке, и поскольку де Краон оказался великолепным судьей, перстень красуется теперь на вашей руке… Что вы скажете об этой истории?
— Скажу, сударь, что я знала о ней, — ответила Валентина, все еще с сомнением глядя на герцога.
— О… Каким же образом? Де Куси слишком галантен, чтобы сделать вам подобное признание.
— Стало быть узнала не от него.
— От кого же? — спросил герцог тоном наигранного безразличия.
— От вашего судьи.
— От де Краона? Хм…
Герцог вдруг насупился и стиснул зубы, но лицо его тотчас же приняло прежнее беззаботное выражение.
— Да, да, понимаю, — продолжал он. — Пьер ведь знает, что я считаю его своим другом и во всем покровительствую ему. Вот он и захотел снискать также и ваши милости. Ну и прекрасно! Однако не находите ли вы, что время уже слишком позднее, чтобы болтать о всяких пустяках? Не забудьте, завтра король ждет нас к обеду, после застолья устраивается турнир, и мне предстоит острием моей шпаги доказать, что прекраснее вас нет никого на свете, а моим судьей на сей раз будет уже не Пьер де Краон.
При этих словах герцог подошел к двери и запер ее изнутри, заложив в кольца деревянную щеколду, украшенную вышитыми по бархату цветами лилий. Валентина следила за ним взглядом. Когда он снова вернулся к ней, она встала и, обвив руками шею супруга, сказала:
