— Кто это тебя привез вчера на Запорожце? — у бабули все маленькие машины были Запорожцами.
— Так, знакомый. Вместе работаем.
— Представительный мужчина. Холостой? — та-ак, началось.
— Женат бабуля, четверо детей и жена — топ модель, прима-балерина и лауреат Нобелевской премии.
— Тогда скоро помрет. Есть смысл ждать, — все незнакомые иностранные слова моя бабушка воспринимала не иначе как название страшной болезни с неизбежным летальным исходом. Количество будущих потенциальных сирот ее тоже не смущало, главное чтобы присутствовало двустороннее неземное чувство.
— Тебя-то любит, что ли? — поинтересовалась она.
— Безумно! Жить не может без меня! Все время плачет и умоляет о взаимности. Плачет и умоляет. Плачет и умоляет. Жалко даже. — Я вдруг представила рыдающего у моих ног Андрея, и мне стало весело и немного грустно. Картина рисовалась комичной, но в то же время не была лишена приятности. Кажется, он начинал отрицательно действовать на остатки (если хотите — останки) моих типично женских качеств. Знаете, когда я почувствовала, что его ладонь прикоснулась к моему телу, пусть через свитер, пусть по моей просьбе — не важно, мне показалось, что в ушах зазвенело, а в глазах помутнело. Ох негодяй Фрейд… Но слава богу, мой здоровый прагматизм и способность объективно поразмыслить всегда оставались при мне, а то я рисковала влюбиться так, как давно не пробовала. Но к чему это мне в моем возрасте и с моей зарплатой? Лишнее. Абсолютно лишнее.
«Ах как порой противно мне мыслить объективно» — сказала я своему отражению в зеркале и вздохнула. Отражение ничего хорошего не ответило.
— Бабуля, меня уже нет. Папа позвонит, скажешь что еду на машине, поэтому буду поздно.
Мне стоило многих трудов завести старенький «Москвич», доставшийся мне в результате широкого жеста моего родителя. Наконец-то он зафырчал, заплевался и мы присоединились к тысячам других шизофреников, именующих себя автовладельцами.
До предков (или как нынче принято говорить «шнурков») я доехала часа за четыре. Мое умение жать на педали и крутить баранку радовало только мою бабулю. Всех прочих оно повергало в ужас. Я либо ползала по дорогам заболевшей черепахой, либо, наплевав на все, включая свое блестящее будущее, давила на акселератор, с озлобленностью старой девы. В каждом из двух случаев я представляла помеху для других водителей, ужас, летящий на крыльях ночи, для пешеходов, и постоянную статью доходов для «гибедедешников».
