Складская история | страница 19
Когда Рахим закончил, Клавдия, не сдержав восхищения, поблагодарила его:
– Вот спасибо, молодец. Теперь до обеда можешь отдыхать, так и скажи бригадиру, что я разрешила.
Но Рахим отказался от отдыха:
– Я не устал совсем. Пойду, помогу машину разгрузить.
Он пошел к машине, что только подошла с лесопилки, и принялся вместе с остальными сгружать доски и брус. День был солнечный, теплый. Рахим, сняв рубашку, остался в майке. Клавдия вновь засмотрелась на него теперь уже из окна конторы. Еще где-то в конце девяностых по телевизору часто показывали рекламный ролик: женщина с балкона с чашечкой рекламируемого кофе засматривается на одного из дорожных рабочих, молодецки обнажившего красивый, мускулистый торс. Так и она сейчас засмотрелась на Рахима, на мускулы перекатывающиеся под смуглой кожей на его руках, лопатках, на его сильные, ловкие движения. Контраст с худосочными соплеменниками был разителен. Они с такими мученическими минами таскали эти доски и брус, он работал также как у нее в подсобке, легко, быстро, почти с удовольствием.
Во время очередного визита Анны Николаевны, Клавдия вдруг слегка смутившись, обратилась к ней с просьбой:
– Как вам кажется, как я выгляжу и можно ли что-то изменить в лучшую сторону?
Анна Николаевна понимающе улыбнулась:
– Выглядите вы на данный момент не очень, вернее на свои годы. Я вам об этом уже говорила. Но у вас во внешности заложена такая природная женская привлекательность, что это очень легко исправить. Хотите узнать как?
– Конечно.
– Первое – прическа и маникюр, второе одежда. И все.
– Как все? – удивилась Клавдия.
– Все остальное, а именно сдобное тело русской женщины у вас есть и соответствующее лицо тоже. Только все это нужно должным образом подать, чего многие из наших женщин либо не умеют, либо стесняются. Ох уж эта стеснительность. Только когда до старости доживаем, начинаем по настоящему понимать, что бабий век недолог. Но имеет место и другая крайность, многие бабы себя уже в сорок, а то и раньше начинают осознавать старухами, – Анна Николаевна сделала паузу, многозначительно посмотрела на Клавдию и продолжила. – Здесь, конечно, и многие внешние факторы сыграли отрицательную роль. И мужья из русских мужиков, как правило, неважные и дети часто неблагодарные и наше государство в основном на бабах выезжало, причем строго на русских. Вот вы говорили, что ваша бабушка кочегаром на паровозе работала. А сколько ее сверстниц, да и более молодые, то же мое поколение, и кирпичи таскали и землю рыли и лес валили на всех этих комсомольских стройках, в то же время ни узбечки, ни киргизки забитые, или казашки, такой работой никогда не занимались. Да, жили они впроголодь, но чтобы на железной дороге, или грузчицами, нет, так только русские бабы позволяли над собой издеваться родному государству. Я-то сама, вам уже говорила, что тоже из простых, моя собственная бабка двадцать лет на торфоразработках вкалывала, лопатой торф на транспортер кидала. Несколько раз в торфяные пожары попадала, еле спаслась, а несколько ее подруг сгорели заживо. Ох, и поиздевались над нашими родительницами и прародительницами мужики и власть. Чтобы этот грех отмолить, они нам их наследницам должны создать все условия для безбедной жизни и предоставить полную свободу в поступках. А раз они ни того, ни другого не могут, или не хотят, то мы имеем полное моральное право вести себя как хотим на правах наследниц тех, кто эту страну на своих бабьих плечах весь прошлый век тащили. И на любовь, на такую, какую захотим, имеем право, потому что у наших матерей бабок и прабабок ни жизни, ни любви нормальной не было, почти у всех…