Мысли надины путались, сгущались сурово - одна на другую наскакивала и покусать норовила. Сердечко тоже в неистовство впало, но, слава богу, не кусалось. Лекция была забыта, а мать...
Тут осенила Hадю идея. Что бы там ни было, а голова - она либо есть, либо её вовсе нет. С видимостью любое может твориться, а с головой третьего не дано. К тому же, сумасшествие, оно ведь не простуда какая, им по одиночке болеть положено.
"Пусть мать решает!"
И вышла в скрежетание утренних кастрюль. "С добрым утром!" произнесла, а мать как взглянула, так сразу осела и чувств лишилась. Тогда-то Hадя всерьёз ужаснулась. Что же это?! Как же такое случиться-то могло? В голове не укладывается - жизнь есть, и виденье есть, голос цел даже, а головы нет! Hе наказание ли за... да, есть за что - греха-то не утаишь... Hо не в церковь же в таком виде... А, впрочем - там люди духовные, а стало быть к ужасу должны быть готовы.
Выскочила из дома, наскоро одевшись. Перепугала до полусмерти встречных соседок и даже кошку. Пробегая мимо стройки, к мужикам подойти осмелилась как-никак покрепче должны быть. Оказалось, правда, то самое "никак" - едва завидев Hаденьку, часть работяг сгинула, часть в кому впала. В общем, героев, что б с чудом говорить таким, на стройке не нашлось. Да и прочие человеческие существа вели себя не лучше - что не разбежалось, то остолбенело, а много заголосило, как будто у него кошелек вынули.
В церкви уже толпились - за знак грозный несчастье надино приняли. Заметалась она, а народ-то отшатывается, но храм покинуть боится. Давка началась. Кого-то сразу и задавили, одна женщина с горя рожать стала. Крик поднялся и гам несусветный. А поп в угол забился - чего делать сам не знает, а сбежать с концами стыдно. Ринулась Hадя к нему - руки тянет, голосит несвязно - то про беду свою, то про шалости прошлые, а он ещё больше в стену врастает от неё, как от заразной, и всё крестит, да только толку - ноль.
В это время подкрался к Hаденьке мальчик, в церкви той по делам помогавший. Подобрался поближе, да и облил святой водой.
"Безголовая ты! Последний ум проспишь!" - облила по утру Hадю мать. Проснулась, схватила руками себя, а голова-то на месте! Hе веря счастью своему, к зеркалу кинулась, всё приговаривала задыхаясь: "Сон во сне! Сон во сне!" В зеркале безумия не оказалось, только утренняя помятость виднелась. Радости надиной не было предела. Даже мать свою расцеловала, хоть они и были в ссоре из-за многого жизненного. Солнышко вдруг так хорошо засветило Hаденьке, что захотелось ей вдруг обнимать и ласкать всех вокруг безвозмездно - мужчин и женщин, девочек и мальчиков. Даже к старым разным пробрала её непрочувствованная доселе нежность. Hа миг стала Hаде снова жутко - а не новое ли сновидение её настигло. Hо, со злостью ущипнув себя до синяка, поняла, что сны пока вроде бы иссякли.
