Итак, я предположил, что сидящий передо мной высокий, очень худой элегантный мужчина пришел заявить о краже государственного имущества.
Смущало меня, пожалуй, лишь слишком раннее его появление. Однако я не стал ломать над этим голову, тем более что Николай Александрович Кротов, так звали посетителя, уже говорил, а я автоматически регистрировал его слова на лежащем передо мной листе бумаги.
Вопреки всей нашей милицейской практике, я ошибся. Мой ранний гость пришел заявить не о краже государственного имущества. Дерзкому уличному нападению подвергся он сам.
Уже на третьей минуте его рассказа я понял, что Кунгурцев приобщил меня к типично «глухому» делу.
Симпатичный, интеллигентный человек, ведущий инженер одной из лабораторий крупного завода, поздно вечером стал жертвой наглого уличного ограбления. Растерянно улыбаясь немного жалкой, вымученной улыбкой, он отогнул ворот рубашки. На его шее, почти у самой ключицы, зиял огромный багровый синяк. Кротова не беспокоили отобранные у него преступниками деньги, хотя это произошло в день зарплаты и отнятая у него сумма была более чем значительна.
— Вдвоем с женой, кандидатом медицинских наук, мы очень хорошо зарабатываем, — сказал Николай Александрович. — Нет, не в деньгах дело.
— Может быть, я покажусь вам этаким идеалистом, товарищ капитан, — он неожиданно засмеялся, очевидно прочитав на моем лице, что нечто подобное я действительно подумал о нем, — но мне трудно примириться с самим фактом нападения хоть и не среди бела дня, но и не так уж, в конце концов, поздно, на освещенной улице, в центре города.
Кротов все больше и больше волновался. Он пытался совладать с собой, держать себя в руках, но было видно, что давалось ему это с большим трудом.
Он говорил много и долго, но вновь и вновь я улавливал в его словах, как видно, особенно мучившую его мысль, что он, интеллигентный, культурный человек, был совершенно беспомощен и жалок перед какими-то грубыми, невежественными уличными грабителями.
Ко всему, вероятно, он еще и вел себя не слишком смело, и это тоже угнетало его, хотя, судя по синяку на шее, он все же оказал им какое-то сопротивление.
— Если бы речь шла только о пропаже денег, — сказал он в очередной раз, — я вообще не стал бы утруждать занятых людей. Позвонил бы в милицию, и все.
Я с трудом сдержал улыбку. Слишком уж интеллигентно это было сказано.
— Но к моему великому несчастью, — с горечью продолжал Кротов, — в отнятом у меня бумажнике были еще паспорт, военный билет и служебный пропуск. Вы себе представляете, что меня ждет, если документы не будут найдены? Я уже звонил в стол находок, надеясь на благородство преступников. Увы, надежды юношей питают, а я, как видите…
