— Привет, отмычка, — проговорил старик.
Борланд молчал.
— Ты не отвечаешь?
— А ты обращался ко мне? — спросил Борланд.
— Так, ясно. — Старик неторопливо закурил самокрутку. По камере распространился тяжелый запах скверного табака. — Борзой, стало быть. Это проходит. У всех проходит.
— Кто ты? — спокойно вымолвил Борланд. — Ты в моей камере. На моей территории.
— Истину глаголешь. Меня зовут Камаз.
— Не помню такого в Зоне. Почему я должен тебя слушать?
— Потому что есть правила, — жестко сказал старик. — Каждый гость тут платит дань при встрече. И я в ответ приветствую его на «Вертикали». Если дани нет, или она не слишком хорошая, или что-то еще мне не понравится — то приветствия не будет. И ты становишься отмычкой. Знаешь, что это, салага?
— Знаю. Везде лезть первым.
— Не только. У тебя просто заберут все. Твое время, здоровье, имущество. Камеру. Так ты заплатишь дань или пойдешь в отказ? Решай.
Борланд поднялся с койки. Убийцы чуть напряглись.
— Не имею ничего против этой системы, — сказал Борланд. — Я заплачу.
— Вот как? Хм… — Старик сделал глубокую затяжку. — А я думал, ты рогом упрешься.
— Погоди, грузовик, — проговорил Борланд. — Я не сказал, что заплачу именно тебе.
— Что? Ты совсем больной, дубина?
— Я буду больной, если стану платить каждому укурку, кто заявится ко мне на порог, — пояснил Борланд, глядя попеременно на каждого из троих.
Камаз вытащил самокрутку изо рта.
— Как ты меня назвал?
— Тебя — никак. Я в принципе говорю. Как ты верно заметил, я здесь человек новый. Пойми и ты меня: я тебя впервые вижу. Конечно, я должен буду что-то дать тому, у кого здесь сила. С этим я согласен, в чужие правила не лезу. Но если я кому-то что-то дам, а потом окажется, что я заплатил левому оленю, у которого нет никаких прав, то мне тоже конец. Я не буду тебе платить просто из самосохранения. Я тебя не знаю.
— Ясно. — Камаз усмехнулся, словно только что выслушал детский стишок. — Послушай, милый. Пройдись сейчас по камерам и спроси, кто я. Все тебе скажут, что я держу это место. Вот сходи и спроси.
— Была такая мысль. — Борланд снова сел на кровать. — Сходить к «семигранникам», например. Но мне сказали, что меня там зарежут. Так что извини — тебе придется доказать, что у тебя здесь власть. За то время, что я здесь, мне никто тебя не представил.
Камаз затрясся от злости.
— И да, если твои ребята захотят меня покромсать, это ничего не изменит, — добавил Борланд. — Здесь каждый при желании может сунуть мне нож в спину, и это не показатель силы. Я не в силах платить каждому. Это сделает меня отмычкой еще больше, чем если бы я не платил.
