Он остановился и промолчал с минуту, выгадывая снова «эффект», как я понимал. Но он вдруг повернулся, как бы желая уйти с эстрады, и проговорил с утомлением и небрежно:
— Вот и все, кажется мне.
Ну, я вам скажу, какой поднялся гвалт! Решительно все кричали:
— Что вы приметили?.. Не уходи ты, дьяволенок!.. Разве можно раззадорить так публику и не договорить? Что делал Юпитер? Какая привычка?
Тому только это и требовалось. Все было подстроено им для «эффекта». Уходить! Да его не стащили бы с эстрады и воловьим ярмом!
— О, совершенные пустяки! — ответил он публике. — Видите ли, мне показалось, что его взволновало немного то обстоятельство, что дядя Силас лезет так упорно сам в петлю, настаивая на убийстве, которого вовсе не совершал. И волнение его возростало все более и более, а я не переставал наблюдать за ним, не показывая виду… И вдруг я заметил, что пальцы у него начинают шевелиться, левая рука поднимается… и он чертит крестики у себя на щеке… Тут я его и поймал!
Какой тут поднялся опять крик, шум, топанье, битье в ладоши! Том Соуэр был счастлив и горд до того, что не знал, что и делать с собою. Судья нагнулся из-за всего стола и спросил:
— Милый мой, вы были лично свидетелем всех подробностей этого ужасного замысла, всей этой трагедии, которую вы описываете?
— Нет, ваша милость, я не видал ничего.
— Ничего не видали? Как-же так? Вы рассказывали все, точно оно происходило перед вашими глазами. Каким образом вы могли?..
Том возразил самым равнодушным тоном:
— О, просто подмечая то и другое и сопоставляя вместе подобные наблюдения… маленькое «сыщицкое» дело, ваша милость; на это всякий способен.
— Вот уже нет! И два человека из миллиона не додумались бы до этого. Вы замечательный малый!
Тут все начали снова чествовать Тома, а он… Ну, он не продал бы такой минуты за целый серебряный рудник. Судья сказал ему, однако:
— Но вы уверены, что не обманулись ни в чем при вашем рассказе?
— Совершенно уверен, ваша милость. Брэс Денлап тут перед вами: пусть он попытается опровергнуть свое участие в деле, если он хочет рискнуть; я обязуюсь заставить его раскаяться, если он сделал эту попытку… Вы видите, он и не шелохнется. И брат его тоже… и те четыре свидетеля, которые лгали за деньги перед судом, тоже сидят смирнехонько. А что касается самого дяди Силаса, ему нечего соваться вперед, я не поверю ему, хотя он присягнет!
Все даже расхохотались при этом, и сам судья не мог удержаться от смеха. Том расцвел, что твоя радуга! Но когда снова все стихло, он взглянул на судью и сказал:
