– Короче, был он здесь пару недель назад. Сказал, с проверкой. Забрал карты, что наши геодезисты здесь делали. Возил в Блуф – ксерил. Сказал, чтобы про это не распространялись. У них, у безопасников свои секреты…
В этот момент дежурный позвал начальника в помещение штабного вагончика. Костромин извинился и отошел. Вернулся он минут через пять:
– Не приедет ваш команданте – из Блуфилдса сообщили по рации. Осмотрел порт и улетел.
– Куда улетел? – удивился Пьер.
– В Манагуа, наверное, куда же еще? – пожал плечами Евгений Павлович.
– Вот, это я попал… – озадаченно протянул Пьер. – Как же отсюда выбираться?
– Так КАМАЗ сегодня в Блуф пойдет, – ответил Костромин, – вот и поезжайте.
Николай, переговорив в сторонке с Костроминым, отпросился «съездить в город проветриться» с Пьером, взял небольшую сумку вместо тяжелого рюкзака, и теперь они снова хватались друг за друга, только теперь трясло не так сильно, как в УАЗике.
– Коля, – спросил Пьер, – как тебя начальник отпустил? Только приехал – и гулять?
– К сердцу любого начальника важно сразу найти подход, – ответил Николай назидательно.
Ближайший рейс в Манагуа вылетал в пятницу. Сегодня была среда, значит, пару дней придется провести в Блуфилдсе.
– Пойдем, поищем тебе место для ночлега, – предложил Николай, – а потом погуляем, осмотримся, посидим где-нибудь.
В первой же гостинице в районе порта нашелся свободный номер с кондиционером. По очереди приняли душ и отправились осматривать окрестности. В порту под погрузкой стоял сухогруз из Коста-Рики. Николай бегло поговорил с портовыми рабочими по-английски и объяснил:
– Не поверишь – кожу крокодилью грузят. Тут фермы неподалеку. Завтра утром уходят. Оказывается, еще и пассажиров берут. А я думал – чисто грузовой флот.
Прошлись по немногочисленным сувенирным лавкам. Набор был тот же, что и в Манагуа – изделия из крокодильей и воловьей кожи, чучела огромных лягушек и маленьких крокодилов, статуэтки и посуда из красного дерева – нямбы. Цены были ниже, чем в столице, а все продавцы свободно говорили по-английски.
Пообедать решили в стороне от порта – запахи рыбы и топлива, доносившиеся с причала, вызывали легкую тошноту. Начался дождь, поэтому на свежем воздухе устроиться не удалось. В небольшом ресторанчике почти все столы были заняты.
– Смотри, – обрадовался Коля, – местные сидят, – значит, кормят по-человечески и цены не пижонские.
За столиком у окна сидели двое никарагуанцев – один в пятнистой форме, а второй – в белой гуайавере, отглаженных брюках и легких сандалетах, видимо, служащий портовой администрации. Его черные набриолиненные волосы были аккуратно зачесаны назад. Тонкие темные усики дополняли облик стареющего мачо. Несмотря на то, что он сидел за столом, было видно, что сеньор этот – крупного телосложения, что было редкостью среди низкорослых, в основном, никарагуанцев. Тот, что в форме, положил на стол какой-то документ. «Мачо» повертел его в руках и спрятал в нагрудный карман гуайаверы. Внимание Пьера почему-то привлекли сандалеты на ногах солидного сеньора. Как-то не вязались они с его обликом – чиновники в Латинской Америке в любую жару носили начищенные до зеркального блеска ботинки. Что-то эти сандалики ему напомнили… «Мачо», не прерывая разговора, оглядел зал, задержав взгляд на Пьере. «Кого он мне напоминает?» – подумал тот. И неожиданно понял – Моторыгин! Черные волосы и усики до неузнаваемости изменили его, но взгляд и мимика остались прежними. На всякий случай Пьер отвел глаза.
