— О, спасибо, спасибо!
— Но это ведь ваши деньги, не мои.
— Я хочу помогать! Хочу, чтобы мои деньги пошли на доброе дело, — ответила Петрина. — Но чего я не могу понять…
И она запнулась, не решаясь продолжить свою речь.
— Чего вы не можете понять?
— Почему так много женщин ходят по улицам и почему столько мужчин… интересуются ими?
При этом она подумала, как невоспитанны и неинтересны многие из уличных женщин, особенно те, что нагрубили ей.
Самое тягостное впечатление производили молодые девушки, большинство из которых были пьяны и едва могли держаться на ногах.
Эти уличные картины, которые одновременно и шокировали Петрину, и вызывали у нее жалость, навсегда врезались в ее память. Она стала смотреть на мир совсем другими глазами.
И, как бы прочитав ее мысли, граф медленно проговорил:
— Нужно много времени, чтобы переделать этот мир, Петрина, и никто не сможет с этим справиться в одиночку.
— Я знаю, но ведь вы обладаете таким могуществом, вас так уважают! Вы можете выступить с речью в палате лордов и повлиять на принца-регента.
Граф улыбнулся:
— Дорогая моя, вы наделяете меня властью, которой я не обладаю. Но мне уже случалось говорить о сем предмете в палате лордов, и я готов сделать еще одну попытку.
— О, это было бы так прекрасно! Ведь эти женщины нуждаются в помощи, а не в законах, из-за которых они в конце концов попадают в тюрьмы.
— Вы задели одну из самых болезненных проблем нашего общества, с которыми мы сталкиваемся постоянно. Но в то же время, Петрина, я бы хотел, чтобы ваш интерес к этим женщинам не входил в противоречие с вашим положением девушки, только что начавшей выезжать в свет.
Он сказал это по-доброму, и Петрина молча встала и подошла к окну. Пытаясь скрыть смущение, она проговорила:
— Вы не должны… смеяться надо мной, над тем, что я вам говорила… когда ехала в Лондон… Кем я собиралась быть.
Граф улыбнулся. У него в ушах все еще звучал ее голос, когда она с вызовом сообщила, что желает стать «божьей коровкой».
— А я вам тогда сказал, что вы понятия не имеете, о чем говорите.
— Мне… стыдно! И я стыжусь не только своих слов, но и того, что считала такой образ жизни забавным, не задумываясь над тем… какой это… ужас и позор!
По ее тону он понял, что она потрясена, столкнувшись воочию с ужасом и позором, и сердито подумал, что больше такого она видеть не должна.
— Подойдите ко мне, Петрина.
Но она не послушалась, тогда он встал и сам подошел к ней.
— Я хочу дать вам небольшой совет. Сомневаюсь, что вы ему последуете, но то, о чем я скажу, рано или поздно должен усвоить любой реформатор.
