— Сегодня синие. — Она — на него.
— Синие. — Он повторил это слово, как будто пытался овладеть им. Продолжай он в том же духе, он запросто смог бы покорить любую даму, если бы она не обладала сильной волей или уже не была бы занята.
— Именно синие. Итак, один вопрос решен. Значит, вы так представляете себе процесс отвлечения? — Ей следовало бы чувствовать, как его взгляд скользит вверх, будто рука, к тому месту, где подвязка держит чулок. Возможно, позже она это почувствует. А в настоящий момент его слова лишь обостряют ее внимание и сосредоточенность. Вот дама треф, и большим пальцем левой руки она готова положить эту карту туда, где ей самое место в собираемой колоде.
— Это только начало. — Его голос зазвучал еще ниже. — Темно-синие, как корсаж вашего платья, или посветлее, как вышивка?
— Ярко-синий, вот как называется этот цвет. И он никакой не светлый. И я предупредила вас, что время ограничено. — Она слегка дернула головой, показывая, насколько слабо на нее действует этот разговор. — Если вы собираетесь составить опись моего нижнего белья, поторопитесь.
— Поспешишь — людей насмешишь. И есть определенное удовольствие в том, чтобы подолгу задерживаться на каждом предмете.
А ведь и правда. Задерживаться на подвязках, на других деталях.
— Вы, наверное, ужасно скучный любовник. — Еще три карты попали на свои места в колоду. — Уж больно окольными путями вы идете к цели. Не боитесь, что это отвлечет женщину?
— Насколько я помню, именно в этом заключалась моя задача. Я хоть немного преуспел?
— Убедитесь сами. — Она постучала по столу ребром колоды, чтобы подравнять карты, и положила перед ним.
Он взял ее. Сверху лежал трефовый туз. Длинными, гибкими пальцами он снял эту карту, потом следующую, потом еще одну и еще одну.
Она, несомненно, тщеславна. Разве можно прийти к иному выводу, когда видишь, как смягчаются ее черты от радости, стоит ему перевернуть карты, разложенные в четкой последовательности? Тузы, двойки, тройки, четверки. Он бросил на нее быстрый взгляд. Пятерки, шестерка, семерки и восьмерка, затесавшаяся в семерки, но не потому, что Лидия отвлеклась, а потому, что ее пальцы где-то ошиблись. К тому моменту, когда Блэкшир открыл туза пик, он уже сидел прямо, а на его лице было то же выражение, что и, вероятно, у Париса из Трои, когда три богини требовали от него решить, кто из них красивее.
Ни один мужчина никогда так на нее не смотрел. И скорее всего не посмотрит. Но от этого взгляда у нее внутри все затрепетало, как будто ее тело состояло из тикающих часов, а не из обычной плоти. Она вдруг поняла, что с радостью остановила бы это мгновение, если бы у нее была такая возможность. Она бы до конца дней безмолвно купалась в этом взгляде, способном творить такие чудеса.
