Кстати, если уж случилось так, а не придержать ли здесь купца, до приезда Капитана. Он сейчас самолично все отряды объезжает, будет здесь уже завтра, вот и получит подарочек. Пускай сам думает, что с ним делать.
…Мастеру Серпенте совсем не улыбалось провести ночь в душной, вонючей землянке. Уж лучше под дождем. Лучше насквозь промокнуть, чем задохнуться. Но его мнения никто не спрашивал. Связали по рукам и ногам да затолкнули внутрь, так что купец просто скатился по земляным ступенькам, и растянулся на сыром полу… Должен был растянуться. Человек ведь не кошка, не может же он, связанный, на ноги приземлиться.
На ноги – не может. Серпенте, кувыркнувшись через плечо, упал на колени. Быстро огляделся, убедился, что в землянке пусто, и встал, брезгливо передернув плечами. Кошка – не кошка, но грязи он не любил совершенно по-кошачьи. И пахло здесь… ожидаемо. Да. Землей, сыростью и старыми портянками. Низкий свод заставлял пригибаться: в землянке, наверное, и человеку среднего роста было бы тесновато. Недовольно фыркнув, Серпенте шевельнул связанными за спиной руками… и прыгнул, сложившись чуть не пополам. Через кисти рук, как через скакалку.
Так что там с кошками? Что они могут, такого, чего человек бы не смог?
– Не будем спешить, – тихо пробормотал Серпенте, усаживаясь на деревянные нары, – куда нам спешить, правда?
Как будто в ответ на его слова, из-под кружевной манжеты выглянула змеиная голова. Блеснули глаза-бусинки.
– Не сейчас, – десятиградец подпустил в голос строгости, – сейчас – отбой.
Деревянный змей послушно вернулся на свое место на плече хозяина.
Серпенте поднял руки, изучая кожаные ремни на запястьях. Сморщил нос, словно от пут пахло как-то особенно гадко. Примерился, и одним движением перекусил прочную кожу. Кусок ремня он тут же брезгливо выплюнул, стряхнул путы и потер запястья. Срез был чистым, как будто над кожей потрудились не зубы, а острый нож.
– Зеш, – прошипел купец, снова сплевывая, – в какой дряни они это выпачкали?
Обращался он, по всей видимости, к браслету, других собеседников не было. Не дождавшись ни понимания, ни сочувствия, Серпенте стал распутывать узлы на ремнях, связавших его щиколотки. Он по-прежнему брезгливо морщился, но был доволен уже тем, что больше не нужно кусать ничего неприятного.
Часовые, дежурившие у входа в землянку, сменялись одновременно с постами, охранявшими лагерь. Каждые три часа. А два раза в час все посты проверял начальник караула. Трудно поверить в то, что у разбойников возможна такая дисциплина. Еще труднее поверить в разбойников, которым небезразлична внешнеполитическая ситуация, и взаимоотношения Загорья с сопредельными державами.
