— А ото верно, что ты знаком с самим королем? — насмешливо спросил Негр.
— С каким? С Альфонсо Тринадцатым? — поинтересовался Шеннон.
— Тебе я расскажу эту историю, потому что у вас, англичан, тоже есть свой король и вы умеете его чтить.
Шеннон предпочел умолчать о том, что Ирландия — республика, и стал слушать.
— Дело было в двадцать восьмом году; Альфонсо тогда поднялся в Молину на открытие памятника капитану Аренасу, верному сыну этого города, убитому в Тистутине во время событий двадцать первого года[4]. Я служил денщиком у капитана и потому удостоился приглашения на торжественное открытие, чтобы послушать речи и прочее. На мне был военный мундир. Дон Альфонсо самолично пожал мне руку. Симпатичный такой, обходительный. Не то что надутый губернатор.
— А теперь послушай, как однажды он поехал в Мадрид, и король приказал своей королеве подать на стол лишнюю пару яиц, потому что сам дядюшка Кинтин оказал честь откушать с ними, — заключил Дамасо.
— Смейся, смейся! Мы уже с лихвой хлебнули твоей республики.
— Хе! А при короле лучше жилось?
— А потом разве лучше? Коли уж мне на роду написано быть бедняком, так не хватает еще, чтобы мною командовал такой же бедняк, только потому, что он залез выше меня… Еще чего, — и, обернувшись к Шеннону, добавил: — При республике я все марки с Пабло Иглесиасом[5] клеил вниз головой. Хорошо еще, что я допекал этим только сельского почтальона.
— Охота вам спорить из-за политики, — вмешался Сухопарый. — Пусть из-за нее грызутся богачи. Мы как бедняками были, так бедняками и останемся.
— А все потому, что в Испании никогда политикой не занимался народ, — вставил Негр.
— Как поется в том танго, которое я слышал от своей матери, — сказал вдруг Двужильный и пропел:
В Испании нашей житье
с такою кухней:
процветает одно ворье,
а рабочий — с голоду пухни.
Все рассмеялись, дружно закивав головами. Но тут появился Горбун с котелком и привлек к себе всеобщее внимание.
— Какой дух!
— Да здравствует Горбун!
— Это Паула стряпала, — внес ясность Сантьяго.
— Ешьте на здоровье, неблагодарные, — сказала девушка в ответ на их похвалы.
— Мы очень любим тебя!
— Могли бы и поменьше, — отпарировала она.
— Вот те па, братцы! — воскликнул Кривой. — А где же Обжора? Как это он не почуял такого запаха!
Сплавщики удивились. Но в ту же минуту показался Обжора: в руках у него что-то трепыхалось.
— А вот и он! — радостно воскликнул Обжорка. — Отец поймал на ящерицу кролика.
Кинтин рассеял недоумение Шеннона, разъяснив ему, что Обжора, вероятно, приклеил к спине ящерицы кусочек горящей смолы и впустил обезумевшую жертву в кроличью нору; кролик, спасаясь от огня, выскочил из своего убежища и попал прямо в руки Обжоры.
