— Но бывает и получше. Вот только смерть не дает нам покоя: так и ходит по пятам.
Он говорил посмеиваясь, под дружный хохот собравшихся. Заметив, что Шеннон собирается достать из своего вещевого мешка съестные припасы, Балагур запротестовал:
— Нет, так дело не пойдет. Оставь свои крохи при себе, ешь из общего котла. Сплавщик хоть и беден, но для товарища у него всегда найдется кусок.
Американец поддержал его, и Шеннон принял их приглашение. В наступившем молчании Шеннон особенно остро ощущал устремленные на него взгляды. Всякий раз, когда он пытался сблизиться с испанцами, у него возникало такое чувство, будто они хотели заранее узнать, чего он стоит. Появление Горбуна со сковородой, полной зажаренных ломтиков хлеба, отвлекло их внимание.
Каждый достал свою наваху и ложку. Обжорка обнес всех хлебом. Американец первым опустил ложку в котел, его примеру последовали другие.
Балагур объяснил Шеннону, что поджаренные в оливковом масле ломтики хлеба — одно из любимых блюд сплавщиков, и едят они его каждый день. Кроме того, в зависимости от времени года они едят салат, бобы и дикую спаржу; но в марте и горах ничего этого нет. Люди ели молча, поглощенные едой, словно псы — костью. Всего мужчин, вместе с Американцем, было десять, Лукас — одиннадцатый. Паула ела в стороне вместе с Горбуном и мальчиком.
Едва ложки заскребли по дну, кто-то попросил пить, и фляга с вином стала переходить из рук в руки. Тут-то и произошел неприятный случай. Когда пришла очередь Дамасо, он наклонил флягу таким образом, чтобы струя вина угодила в лицо и на куртку Шеннона. Дружный взрыв грубого хохота сменился напряженным молчанием. Дамасо забормотал слова притворных извинений, но его прервал суровый голос Американца:
— Ты уже выпил свою долю, Дамасо. Передавай флягу дальше.
Но Шеннон вместо того, чтобы взять флягу, поднялся. Крылья его носа дрожали, как тогда в Катании, как в Сульмоне.
— Нет уж погодите, — прервал он всех. — Если это была шутка, я готов посмеяться с вами. А если нет, — пожалуй, нам не помешает потолковать с глазу на глаз: ему и мне.
Американец снова вмешался в разговор, глухо проговорив:
— Я уверен, что это была шутка.
— Ну что ж! А как считают другие?
Он обвел взглядом всех, но не обнаружил на лицах и тени насмешки. Разгневанная Паула тоже поднялась, застыв в напряженной позе.
— Вот видишь, — заключил Американец, — все согласны со мной.
— Тогда пусть скажет он сам! — запальчиво воскликнул Шеннон, указывая на Дамасо.
