«Лента. ру» никогда не была «российской The New York Times», как ее многие называли после закрытия. И в этом было ее преимущество – она не была отягощена 150-летней историей, жесткими форматами и строгими стайлгайдами. Про то, что у «Ленты» скоро будет стайлгайд, я слышала все те два с половиной года, что в ней работала. Но в итоге жесткий формат в «Ленте» был только один – новости. И он через пару месяцев работы становился уже автоматическим умением сотрудников.
Это отсутствие жестких рамок позволяло «Ленте» постоянно экспериментировать – делать спецпроекты, изобретать неожиданные форматы текстов, писать смешные онлайны по выступлениям Путина. В какой-то момент стало понятно, что онлайны, в которых иронично комментировались все слова первого лица, – это, пожалуй, единственный способ воспринимать то, что из года в год повторяет для народа президент.
Я с этим свободным подходом к формату познакомилась очень быстро, месяца через три после прихода в «Ленту». На одной пресс-конференции я спонтанно записала небольшое интервью с представителем Russ Outdoor – главным продавцом наружной рекламы в России. Темой разговора была активная борьба московских властей с засильем вывесок и баннеров на улицах города. Не бог весть какое острое интервью, но пара недовольных слов в адрес московской мэрии там была. Пресс-служба Russ Outdoor, с которой мой собеседник попросил согласовать цитаты, мало того что вычеркнула их, так еще и переписала весь текст. В итоге вместо обычной беседы я получила совершенно нечитаемый пресс-релиз, на второй строке которого хотелось выть от тоски. Совершенно растерявшаяся, я пошла с двумя этими текстами к главному редактору. Иной главред наверняка предложил бы убрать интервью куда подальше и забыть об этой истории. Галя же посмеялась и предложила пересказать всю эту историю, а также привести цитаты из оригинального текста и соответствующие им места из текста пресс-службы – чтобы было понятно, как беседа была искажена при согласовании. В итоге из обычного интервью получился наглядный рассказ про вечную борьбу журналистов с пресс-службами. Стоит ли говорить, что с Russ Outdoor мы с тех пор больше не общались.
Эта же гибкость в подходе определяла и то, что журналисты «Ленты» могли пробовать себя в самых разных жанрах. Я не знаю, пожалуй, больше ни одного такого СМИ, в котором бы давали писать колонки стольким журналистам внутри редакции. И темы этих колонок могли быть самые разные – от сандалий, надетых на носки, до «болотного дела» и очередного пропагандистского загиба Дмитрия Киселева. Профессиональное сообщество такой подход раздражал: не раз я слышала, что колонки на «Ленте» читать невозможно, если только это не тексты какого-нибудь общепризнанного автора типа Юрия Сапрыкина или Линор Горалик. Колонки были для нас возможностью говорить с читателем на человеческом, не новостном языке. И для читателя «Ленты» такой диалог был ценнее, чем «умные», отдающие снисходительностью тексты высоколобых журналистов.
