– Я не знаю.
– Нет, знаете. Что это?
– Сэр, я не глупа. Я знаю свое место, свое положение. Мечтать о недостижимом нелогично и бессмысленно.
– Но почему вы считаете, что это недостижимо?
В ее глазах вспыхнуло изумление – едва заметное, но уже обещающее что-то блестящее. Если Лидия Келлауэй хоть иногда позволяет себе искренне, от души рассмеяться, то это, должно быть, что-то потрясающее.
– А ведь вы романтик, да, лорд Нортвуд? – спросила она. – Вы верите в то, что все случается только потому, что этого хотите вы.
– Нет, потому что мы заставляем это случиться.
– Вам легко говорить.
– Что это означает? – удивился виконт.
– Еще до того, как мы… как я познакомилась с вами, я слышала о вас, – стала объяснять Лидия. – Но не преувеличила, когда сказала, что не люблю слухи. И я еще могу определить, где правда.
– И какую же правду вы узнали обо мне, мисс Келлауэй?
– Узнала, что вам понадобилось два года, чтобы восстановить репутацию семьи, и делали вы это упрямо и открыто, на публике. – Она опустила глаза на чашку и спокойно добавила: – В отличие от вашего отца. Вы работаете с Обществом покровительства искусствам, меняете правила, участвуете в бесконечных благотворительных акциях, ходите на лекции, в клубы, а теперь еще вот эта международная выставка… Все это говорит о вашем желании добиться перемен.
Лидия казалась измученной, как будто перечисление его усилий каким-то образом утомило ее. Как будто она говорила о чем-то желанном, но недостижимом. Александр снова принялся мерить шагами гостиную, испытывая раздражающее чувство неловкости.
– Что ж, все это так, – наконец признался он. – Правда, у меня практически не было выбора. И если бы чего-то не сделал я, то больше этого не сделал бы никто другой.
– Нет, лорд Нортвуд, выбор у вас был, – покачала головой Лидия. – У нас всегда есть выбор.
– Нет, учитывая существующие трудности в отношениях с Россией, о связях моей семьи с этой страной судачат все злее. Какой, по-вашему, у меня был выбор?
– Вы можете по-разному относиться к подобной нетерпимости.
Александр повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Он снова был поражен ощущением того, что самообладание Лидии Келлауэй одновременно стойкое и несовершенное – как большая греческая амфора, испорченная трещинами и сколами.
– А какой выбор был у вас? – поинтересовался он.
Несколько мгновений Лидия молчала, хотя по лицу пробежали какие-то мимолетные тени.
– Мне бы не хотелось об этом говорить. – Она отпила еще глоток чаю, встала и разгладила руками складки на юбке. – Искренне прошу извинить меня за то, что я снова явилась в ваш дом. Это был безрассудный и опрометчивый поступок.
