– Глуши их дубинами, словно рыбёшек, вяжи и в подвал кидай, пусть остынут. Но они сейчас успокоятся, так что за тобой только пригляд.
– Проследим, не беспокойся. – Ресс согласно моргнул и спросил: – А что с твоим личным пленником делать, с боцманом, которого ты на «Морской императрице» свалил?
– Пусть сидит пока. Хотел его с утра допросить, но не получилось. Потом полдень наметил, но опять суета. Думал, что вечером займусь, однако устал. А что, от него беспокойство какое-то?
– Не то слово, – скривился новоявленный барон. – Когда его в крепость вели, он чуть не удрал, и за малым дружинника из десятка Амата не задушил. Его угомонили, конечно, но тип опасный.
– Ладно, – я махнул рукой, – пообщаюсь с ним сейчас. Где он?
– В темнице под центральным донжоном. В какой камере, охрана покажет.
– Угу!
Поворот! И справа от себя я замечаю жреческий балахон Отири.
«Вот же зар-ра-за! – думаю я. – Следит! Ну и ладно, крутись неподалеку, только не мешай, а иначе… А что иначе? Что я могу ей сделать? Погрозить пальчиком и сказать: „Ай-ай-ай!”? Да, пожалуй, больше ничего, ибо ведьма сильна, а я, по сравнению с ней, слаб. Но ничего, наступит день, и я вам, госпожа ламия, покажу, кто таков граф Уркварт Ройхо, которого вы водите за нос. Вот только будет это очень нескоро. Впрочем, всё это не важно. Пока мы как минимум союзники, и Отири меня уже два раза спасала. Сначала на севере, где за мной гнался верховный шаман Океанских Ястребов Риаль Катур с дикими оленеводами и своими учениками, а второй раз вчера, когда она прикончила демона. Кстати, надо будет этот вопрос провентилировать, а то кто знает, может, этих баранорогих полорогих монстров на островах как грязи. Однако всё упирается во время. Его даже на сон не хватает».
Мысли пронеслись, и, уже становясь на ведущую в крепостной двор лестницу, я посмотрел на юную жрицу, которая улыбалась мне. Ну и я, соответственно, в долгу не остался. Приложил два пальца к краешку шляпы, кивнул и улыбнулся в ответ. Мы, графы, люди вежливые, а этикет даже в окраинной пограничной твердыне остаётся этикетом.
Ламия увидела это и чуть не засмеялась. Почему? Непонятно. Однако я на неё уже не смотрел, спустился вниз, поприветствовал местного коменданта тысячника Хойсэ, древнего поджарого вояку, который ещё моего кровного дедушку помнил, перекинулся с ним парой слов по текущей обстановке и прошёл в темницу под центральным донжоном. Караульные, два герцогских дружинника и два моих, открыли мне одну из камер, внесли в неё табурет, масляный светильник и встали за моей спиной. Но свидетели при разговоре с боцманом Одноглазого, который вроде бы неплохо шпарил по-русски, мне были не нужны, и я их отпустил. После чего присел на табурет и, подождав, пока глаза привыкнут к сумраку, посмотрел на пленника.
