* * *
О природе старости — истинная правда — нет литературы. И уж подавно молчит о старости литература художественная.
Выпускают книги для детей, чтение для девочек-подростков и для юношества. Только вот для стариков и поныне не затевается чего-либо подобного.
Пока что немыслимо представить себе — по аналогии с имеющимися в каждой стране молодежными издательствами и молодежными газетами — существование столь же оправданного издательства для стариков или газеты для престарелых. Равно как и основание отдела для долгожителей при разного рода литературных объединениях, наряду с традиционным молодежным отделом, сейчас вызвало бы разве что улыбку.
Хотя все эти меры лишь восполнили бы пробел в общественном устройстве. А пробел становится все заметнее. Число стариков на земле возрастает из года в год. Нет ни малейшего сомнения, что благодаря прогрессу медицины и переходу фармакологии на валовое производство, а также вместе с распространением взгляда на жизнь, ведущего свое начало от древних греков, — взгляда, согласно которому жить на этой земле стоит, во всяком случае, так долго, пока живется, — недалеко то время, когда число стариков возрастет до цифры «катастрофической» по самым разным ее аспектам.
Вследствие чего может вскоре измениться соотношение возрастных слоев, как это, к примеру, случилось во Франции, где увеличение рождаемости в последние десятилетия повлекло за собой бурное разбухание масс молодежи. Подобно тому, как в иных местностях Франции за считанные годы почти в четыре раза возросла потребность в школах, детских садах, казармах, исправительных домах и стадионах, точно так же у нас, в Венгрии, к примеру, следовало бы увеличить число институтов, изучающих проблемы досуга престарелых, их питания, призрения и опеки.
По мере того как удлиняется жизнь человека, омолаживается и сама классическая литература. В обществе, где сорокалетних будут считать юными, «Анна Каренина» и «Госпожа Бовари» станут учебниками для начальных школ.
* * *
Старость есть высылка. Из той страны, где утро жизни. Изгнание из садов Эдема; нас выпроваживают оттуда с поразительной бестактностью. Эти райские кущи — обнесенные великолепною решеткой или бордюром вдоль дорожек — по отсчету времени в любой исторический период отстоят на отдалении в пятьдесят или шестьдесят лет от момента, когда обычно начинают повествование.
Если каждый из прожитых годов приравнять, ну, скажем, к километру пути, то родимый край, откуда нас изгнали, находится не более как в часе или в полутора часах автомобильной езды от того места, где мы теперь остановились передохнуть. Вот и сейчас я сижу у стола, смотрю в окно, где, извиваясь змейками по стеклу, ползут, перегоняя друг друга, потоки капель — странным образом они набухают влагой не сверху, а наоборот, снизу вверх; и ей-богу, лишь этот непрестанно моросящий дождь да общеизвестная моя крестьянская скаредность — единственное, что мешает мне вызвать по телефону такси и махнуть за полтора-два часа в Рацэгрешскую пусту
