— Шестидюймовой ванадиевой проволокой?
Барон улыбнулся.
— Он может менять по желанию отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза. Небольшая хирургическая операция увеличивает подвижность его лицевых мышц, и он может резко менять свою внешность. Химические, гормональные инъекции позволяют ему в течение считанных секунд изменить цвет волос, если понадобится, свести их полностью и вырастить за полчаса новую шевелюру. Он хорошо знает психологию, особенно психологию насилия.
— Пытки?
— Если угодно. Он полностью подчиняется людям, его создавшим, он готов уничтожить всех, кого ему прикажут уничтожить. И в этой прекрасной голове нет ничего, что склонило бы его к мысли о собственном «я».
— Он… — она сама удивлялась своим словам, — он прекрасен.
Темные длинные ресницы, казалось, вот-вот задрожат, открываясь, тяжелые руки свисают вдоль обнаженных бедер, пальцы полусогнуты, как будто рука сжимается в кулак. Тусклое освещение витрины позволяло разглядеть чистую загорелую кожу.
— Вы говорите, что это не модель, он действительно жив?
— О, более или менее. Он скорее находится в состоянии транса или гибернации ящериц. Я могу активировать его для вас, — но уже без десяти семь! Не будем заставлять других ждать за столом.
Ридра перевела взгляд с фигуры в витрине на тусклую натянутую кожу лица барона. Его нижняя челюсть под впалыми щеками непроизвольно вздрагивала.
— Как в цирке, — сказала Ридра. — Но теперь я старше. Идемте.
Потребовалось усилие воли, чтобы принять протянутую бароном руку. Она была словно сухая бумага, и так легка, что Ридра едва не вздрогнула.
— Капитан Вонг! Я восхищена.
Баронесса протянула пухлую руку серо-розового цвета, казавшуюся обваренной кипятком. Ее пышные веснушчатые плечи были обнажены, вечернее платье обнажало достаточную часть ее гротескно раздутой фигуры.
— У нас так мало интересного здесь, во Дворе, что когда кто-нибудь столь известный, как вы, наносит визит…
Она оборвала фразу экстатической улыбкой, но толщина ее тестообразных щек превратила улыбку во что-то поросячье.
Ридра подержала мягкие, податливые пальцы столько, сколько требовали правила приличия, и вернула улыбку. Она вспомнила, как маленькой девочкой плакала, когда ее наказывали и запрещали плакать. Она должна была улыбаться. Мышцы, при помощи которых баронесса произносила звуки, заплыли жиром. Хотя у нее был резкий голос, но звуки, вылетавшие из тяжелых губ, проходили как бы сквозь толстое одеяло.
— Но ваш экипаж? Мы пригласили всех. Двадцать один — теперь я знаю, сколько насчитывает полный экипаж. — Она одобрительно повертела пальцами. — Но здесь только восемнадцать ваших людей.
