Скажите на милость, с какого пятерика возникла сама идея выпуска поэтической антологии Дона? Это явный абсурд! Ведь издан заурядный сборник, какие нынче, в литературную пору юркого периода, штампует кто ни попадя на раз-два, были бы деньги.
Слово «антология» в переводе с греческого означает собирание цветов. Безусловно, Дон славен поэтическими цветами: Николай Туроверов, Алексей Недогонов, Борис Примеров, Анатолий Софронов, Николай Доризо, Владимир Смолдырев, Пётр Вегин, Борис Куликов[?] Некоторых из них кто-то может не принимать, но известность этих имён вне всякого сомнения, хотя и не все они включены в книгу, равно как и другие «забытые» поэты.
Но речь не о том. Есть в книге публикации, мягко говоря, странные.
Николай Китаев вещает от лица себе подобных
: «Счастьем поэзии веет от нас»,
и это вопреки тому, что
«если проблемы нависли / и тянет куда-то в бега».
Ему хватает четырёх строк, чтобы «разобраться» с любовью.
Не станет её – и наступит конец,
Засохнет живительный жизненный колос.
Любовь – это эхо двух близких сердец,
А слышится в нём человеческий голос.
Право слово, умиляет и такая резонёрская строфа-стихотворение:
В добром деле душа пребывает,
В злом – совсем не бывает души.
Счастье добрых людей выбирает…
Правда, с этим оно не спешит.
Принципиальное голодание Клавдии Павленко:
«Толпе досужей на потребу / Я не грызу с утра лимон…»
приводит её к философскому осознанию того, что
Мне хорошо. Легко и просто.
Бог дал – живу, Бог даст – умру.
А будет время – до погоста –
Я к чаю ягод наберу.
Было время,
«ликовала от счастья душа»
у Клавдии, но затем город, который
«хлебом обеспечит, но душу – душу не излечит»
всё испортил, да так, что
«и душе говорить, – ничего не осталось».
Однако задушевная Клава не сдаётся, чуя
«трав могильный настой»
, и возглашает:
А моя-то душа
Безголосо поплачет
И, в дорогу спеша,
Томик Пушкина спрячет.
Проникновенно сказано! Знать бы только, куда, от кого и зачем прячет «наше всё» безголосая душа Клавдии.
Осоюзились за последнее время и попали на этом основании в антологию и другие донские поэтессы. Вот раскованная Ирина Сазонова, что однажды
«уснувшей Венерой стала… врастала в нутро богини… под взглядом твоим стройнела».
А всё для того, чтобы
«ты вершил на вершине страсти – / и меня рисовал нагую…»
Вообще-то любопытно следить, как расковывается словесно Сазонова, когда рассуждает о незадавшейся женской доле.
Изредка скучаю по тебе
и себе – позапозавчерашней –
