А сегодня мы уже — не рота. Нас распределили по разным частям, по разным подразделениям. Кое-кто из ребят угодил в мотострелки. То есть в танковую роту мотострелкового полка. Так что и черных петлиц носить ребятам не придется. И фуражки дадут с красным околышем. Только эмблемы останутся танковые на красных петлицах. Яша Сокирянский откровенно сокрушался по этому поводу, пытаясь вызвать сочувствие у Карпухина.
— Как же так, а? — в который раз жаловался он. — На танкиста учился, а в пехоту попал…
Генка участливо советовал:
— Подавай рапорт по команде… Так, мол, и так. Не желаю быть танковым пехотинцем, желаю в пешие танкисты. И что-нибудь насчет семейного положения разрисуй.
— Какого еще семейного положения?
— А я почем знаю?
— Ты вот всегда такой. К тебе на серьезе, а ты…
— Тоже мне серьез нашел! — восклицал Карпухин. — Тебя что, от танков отстраняют? На пулеметную тачанку сажают? Да хоть бы и на тачанку, если бы они были, разве это позор? Эх, Яков, Яков… Ничему, выходит, тебя лейтенант Астафьев не научил на политзанятиях.
— Тебе легко говорить, — не унимался Сокирянский, — в танковом полку будешь служить. Может статься, в одну роту с Валеркой попадете… А назначили бы тебя в пехоту, небось тоже заканючил…
Нас с Генкой в числе шестерых механиков-водителей действительно распределили в танковый полк. Да в какой полк! Гвардейский. Трижды орденоносный. Что скрывать, своему распределению мы очень обрадовались.
Утром из полка за нами приехал капитан на транспортной машине. После завтрака мы отправились к новому месту службы.
В кузове нас семеро: В углу возле кабины сидит, укрывшись от дождя плащ-палаткой, коренастый, широкоскулый солдат и сверлит нас агатовым взглядом.
— Может, познакомимся? — вежливо спросил Генка, которому, надо полагать, затянувшееся молчание изрядно надоело.
— Познакомимся, — ответил солдат. — Как тебя зовут?
— Геннадий. По фамилии Карпухин. Вам нравится?
— Карпухин так Карпухин, фамилии мы себе не выбираем, они у нас от отцов.
— Верно! Так какую же вам родитель фамилию подарил? И имя, если не секрет?
— Отца моего Атабаем зовут. Значит, я Атабаев. А имя, хоть я и туркмен, у меня русское. Григорий Атабаев.
— Очень приятно, товарищ Григорий Атабаев, — весело сказал Карпухин и начал представлять ему каждого из нас.
Солдат слушал, казалось, внимательно, но лицо его, наполовину скрытое капюшоном, оставалось ко всему безучастным, не выражало никаких эмоций по поводу знакомства.
