…За брезентовой стенкой послышались шаги, резко, с хлопком распахнулся полог, и в палатку радиостанции ввалился, задевая шапкой провисший тент, здоровенный чернобородый мужчина. На нем были закатанные болотные сапоги, расстегнутый плащ, плечи по-военному крест-накрест облегали ремни, на которых висели с одного боку полевая сумка, с другого — потертая кобура с торчащей из нее деревянной рукоятью револьвера.
— Здравствуйте! — громким басом поздоровался бородач и с любопытством оглядел учителя. — Гости у нас, оказывается?
Василий Терентьевич мельком глянул на дюжего пришельца, кивнул на приветствие и снова замер, вслушиваясь в гудки аппарата.
— Извольте знакомиться, — дружелюбно пробасил чернобородый, — начальник здешней геологической партии Семен Новосельцев. А вы кто? Извините, но это я должен знать по долгу службы.
Василий Терентьевич словно проснулся, вскинул голову:
— Вот мне вас и надо!
Пока Василий Терентьевич торопливо объяснял, кто он, откуда и зачем пожаловал, начальник не спускал с него глаз, с нескрываемым интересом разглядывая и разбитые сапоги, и порванные на коленках брюки, и туго перехваченную ремнем телогрейку с пустым, заправленным под него рукавом.
— Ясно. То-то я смотрю, чьи-то следы по берегу к нашему лагерю…
Увлеченный работой, радист только сейчас услышал голос начальника, сбросил наушники, встал. И тут Василий Терентьевич разглядел его как следует: высокий, узкоплечий, с редкой, не знающей бритвы бороденкой, длинной кадыкастой шеей. Совсем парнишка, наверно, только-только окончил школу, выучился в ДОСААФе на радиста — и сюда, за романтикой.
— Вот, Семен Николаевич, — запальчиво заговорил радист, — пришел да еще и порядки свои наводит. Что я сделаю, раз буря…
Семен Николаевич поднял обе руки, дескать, все в норме, не волнуйся, и уже без иронии, звучавшей в первых словах, обратился к Василию Терентьевичу:
— Давайте-ка ко мне в палатку. Там и потолкуем. А ты, Малышок, продолжай. Через бурю…
Палатка начальника партии стояла в лощине, метрах в ста пятидесяти от радиостанции, в ряд с другими палатками, в которых жили рабочие и геологи. Валко ступая впереди, шурша полами плаща, Семен Николаевич охотно рассказывал:
— Молодые у нас ребята. Взять хотя бы этого же Малышка. На первой еще работе. Окончил десять классов, учился на радиста. Получил специальность и с месяц обивал пороги нашего управления, просился в «самую трудную» партию. Не брали: молод. А настойчивый, чертяка! Добился все-таки, взяли. И, знаете, не ошиблись. На такого смело можно положиться…
