Вслед за гоголями отлого начала подниматься стая чернетей. Тоже растянувшись в вереницу, птицы медленно набирали высоту, а набрав ее, долго кружили над озером черной извилистой лентой.
Откуда-то появились чайки. Печально вскрикивая, они плавно взмахивали острыми изогнутыми крыльями и зыбко качались в воздухе, словно подвешенные на невидимые резинки. Чайки спускались к воде, что-то хватали и отчаянно улепетывали низом от наседавших товарок. В одном месте эти вздорные птицы затеяли драку. Они никак не могли поднять большую дохлую рыбину, выклевывали из нее куски, жадно вырывая их друг у дружки. Спор рассудила внезапно налетевшая скопа: разбойно врезалась в белое облако чаек, зацепила рыбину когтями и тяжело понесла к высокой сухаре на берегу.
А потом над озером уже никакого порядка не стало, будто виной всему были драчуньи чайки. Стаи рассыпались, и птицы табунками, парами, в одиночку летели из конца в конец над камышовой равниной. Мы узнавали стремительных шилохвостей, черных грузных турпанов, пепельно-серых свиязей, крупных бело-коричневых крохалей и много другой утиной братии, которую свела на перепутье осень.
Летали тут и кряквы. Сердце сладко ныло, и напрягался каждый мускул только при одном беспокойном зове кряковой матки: «ах, ах, ах!» Мы разом оборачивались на этот крик и в любом табуне, на любом расстоянии узнавали упругие, тяжеловесные, какие-то по-особому красивые силуэты кряковых. Недаром, видно, народ назвал их благородными утками.
От сонливой тишины утра не осталось и следа. Воздух гудел от хлопанья крыльев, свиста, гама, сумятицы. А ружья наши молчали. Всякий раз, заметив нас на открытом берегу, птицы заблаговременно отворачивали. Странно, но почему-то не было особого желания стрелять. Мы были довольны тем, что видели, радовались, что сохранились еще места в сравнительной близости от городов, где в нетронутой первобытности протекает осенний пролет птиц. Только ради этого уже стоило добираться сюда. А настоящая охота не уйдет. Она впереди, и времени у нас достаточно.
Лет стал ослабевать где-то часам к семи утра, а еще часом позже прекратился совсем. И опять на озере стало тихо. Одни чибисы резвились над кочкастой болотиной, да вороны, вразвалку расхаживая по береговым отмелям, расклевывали ракушки.
Мы развели костер, поставили варить суп из концентратов. И сами по себе потекли охотничьи побасенки. Так же сами по себе они и кончились, и разговор наш незаметно принял иной характер.
