Но не пришлось больше Виктору Николаевичу летать на отремонтированном техниками самолете и воевать со своей эскадрильей. Наша промышленность дала новые боевые машины, и нужны были опытные руки, которые стали бы поднимать самолеты в воздух, вести их на врага. Поэтому немало летчиков с фронтов отправлялось в запасные полки и училища, чтобы овладеть новой материальной частью. Среди таких людей оказалися и капитан Каштанкин, и некоторые его товарищи по службе, а эскадрилья по решению командования была расформирована. Ее немногочисленные самолеты и личный состав шли на пополнение других авиаподразделений.
В ноябре 1941 года капитан Каштанкин покидал блокадный Ленинград. Позади были почти пять месяцев войны - время неравных боев, отступления. Город в кольце. Фашистам не удалось уничтожить ни флот, ни его авиацию. Корабли стоят в Ленинграде и Кронштадте. Самолеты - на аэродромах в городе и пригородах. Обстрелы, голод, холод. Обстановка трудная. Но враг не достиг целей. Непоколебимо стоит колыбель нашей революции. Виктор Николаевич подумал, что разведчики МБР не зря использовали как бомбардировщики. Потери немалые, но в общий отпор гитлеровцам и они внесли посильный вклад. Он летчик и командир - тоже...
10
Прежде чем идти за документами в Адмиралтейство, где размещался штаб авиации флота, Виктор Николаевич решил отнести скромные посылки по адресам родных его товарищей. Не спеша, экономя силы, потому что голод пришел и к летчикам, хотя их нормы снабжения были выше, он шагал по узким, проложенным среди сугробов снега, тропинкам. Встречались лишь редкие прохожие. У булочной было люднее. Высокий, худой мужчина жадно ел порцию хлеба, сидя прямо на ступеньках. Тут же старушка продавала детские игрушки - остались, видно, от уехавших в эвакуацию или погибших внуков. "Как трудно людям", подумал Каштанкин и, не оглядываясь, пошагал дальше, на проспект Майорова, где жила мать стрелка-радиста его самолета.
Звонок не работал, и Каштанкин несмело постучал в дверь. Открыла высохшая, словно с восковым лицом старушка.
Представившись, Виктор Николаевич протянул ей пакетик с едой:
- Примите от сына!
Сверток женщина не взяла, быстро заговорила:
- А ведь вы это зря. И он зря. Пусть сам как следует ест. И не говорите ничего, - сказала она, хотя капитан молчал. - Все понимаю, всем сейчас лихо. Ему расти, воевать. А я и помру - не беда, едоком в городе меньше. Не возьму и только.
Каштанкин думал и о ее упрямстве, и о том, что она по-своему права, эта строгая с виду старушка. Стал объяснять, что в часть больше не вернется, будет служить в другом месте и вернуть посылку не сможет.
