(простые китайцы на слух не различают никакие, даже самые простые иностранные слова), я приготовился к восприятию первых впечатлений от страны новейшего экономического чуда. И первое впечатление последовало немедленно: в автомобиле исправно работал кондиционер (интересно, когда кондиционируются московские такси?), а по радио передавали вполне благозвучную поп-музыку, вроде нашей перестроечных времен, только по-китайски.
И небоскребы понеслись по обе стороны первоклассного, без грубых швов и асфальтовых заплат, шоссе.
К пекинским небоскребам – в Шанхае, говорят, они еще куда круче – приезжий привыкает быстро. Вероятно, к ним еще не привыкли сами китайцы, помнящие совершенно другой город, сплошь застроенный каменными одноэтажными домиками трущобного вида, стоявшими квадратами, внутри которых, во дворах, происходила вся жизнь обитателей, принадлежавших, как правило, к одному роду. Такие квартальчики называются, если я не ошибаюсь в произношении, хо-тон. Теперь хо-тоны остались в центре исключительно как экзотика, все они переделаны под лавки, ресторанчики и прочие туристическо-развлекательные предприятия. Эти районы, не слишком оживленные днем, к вечеру наполняются толпами, причем не только и даже не столько туристов, сколько местной пекинской молодежи. Молодежь вполне модная, в рваных джинсах и маловатых маечках, многие с крашенными в модный желтый или оранжевый цвет волосами, что выглядит весьма впечатляюще в сочетании с китайским типом внешности. В ресторанах и танцевальных клубах гремит живая музыка, кое-где даже импортная, сияют, мерцают и переливаются огненные вывески и рекламы – почти исключительно иероглифы, мало где по-английски, русскую же вывеску видел единственную: почему-то «химчистка» в заурядном жилом районе…
И нигде в многотысячной молодой веселящейся толпе ни одного полицейского. Поверишь, что Пекин спокойный город, хотя таксисты и сидят в клетках. Полицейских, исключительно декоративных, в белых перчатках и парадной форме много только на знаменитой площади Тяньаньмэнь. Еще там много молодых мужчин в белых рубашках с галстуками и в темных брюках, прогуливающихся без видимой цели. Там стоит гигантский дворец Собрания народных представителей в стиле коммунистического ампира, туда выходит Закрытый город – нечто вроде пекинского Кремля, при Мао выполнявшего кремлевские же функции. Там – официальный центр китайского коммунизма, отличающегося теперь капиталистической эффективностью, но непреклонного в идеологии: огромный портрет Великого Кормчего и сейчас строго смотрит на площадь.
