Кое-какие слухи о Доме ходили в окрестных коттеджных поселках, но серьезные люди в них не верили. Дом, по их убеждению, был не чем иным, как останками некоего могущественного недостроя, гаражом или цоколем. Хозяин угодил в СИЗО – был и такой логичный слух – по одному из антикоррупционных дел, потому стройка затормозилась… А сами серьезные люди в смысле безопасности полагались на круглосуточную вооруженную охрану от частного охранного предприятия, не понимая, что вооруженная охрана-то как раз и опасна…
Семеновы жили однообразно, дичали. Алёна понемногу перестала смотреть кулинарные передачи, и семья обходилась полуфабрикатами, закупаемыми на неделю – впрочем, Петр Иванович не ел вообще почти ничего, тревога сводила пищевод судорогами.
По всему Дому было разложено оружие, от элементарных «калашниковых» до станковых гранатометов. Сам Петр Иванович всю эту несложную технику освоил в совершенстве и теперь учил обращаться с нею жену и сына. Успехи были посредственные, даже Иван, после первоначальной вспышки бурного интереса, в «железках», как он называл это оружие, разочаровался – кино само по себе, а в жизни это железки и больше ничего. Играть на приставке куда интереснее…
Оружие было размещено возле окон-бойниц. Каждый вечер, проверив Дверь, Семенов отправлялся проверять ставни, заодно осматривая и арсенал.
Дом был готов к обороне.
Петр Иванович был готов ко всему.
Пламя, которое обязательно должно возгореться из любой случайной искры – ну, в троллейбусе двое сцепятся или возле чебуречной подерутся – и полыхнуть на всю страну как минимум, Семенова уже не пугало. Дом спасет, а там подерутся-подерутся, да и угомонятся, поскольку уже привыкли к торговым центрам и никак не согласятся обходиться без них, одною только справедливостью… И пламя потухнет.
Однако до такого развития исторических событий частная история семеновского Дома не дотянулась.
Однажды Петр Иванович, совершая вечерний обход, услышал какое-то еле уловимое гудение снаружи, за ставнями. Возможно, это идет по недалекому шоссе колонна фур, подумал Семенов, и паниковать сразу не стал. Но на всякий случай, оперируя центральным пультом, приоткрыл ставни и всмотрелся во тьму.
Тьма показала его вечный кошмар, материализовавшийся, словно поставленный умелым в массовых сценах режиссером.
К Дому со стороны перешейка подступала толпа. Тихий гул происходил не от разговоров, толпа шла в полном молчании, а от топота десятков или даже сотен ног по заросшей травою земле.
