Это идея!
Я закашлялся и пошарил глазами в поисках спасительного графина. Никакого графина не оказалось и в помине, так что я продолжал кашлять, судорожно вытрясая из чужой памяти самое необходимое.
Кто? Алексей Мухин, 25 лет, кандидат физико-математических наук… Математических? Вот радость так радость… Ладно, потом.
Что тут происходит? Весна… А я читаю доклад «Информация как философская категория». Для философов. Еще лучше. Прежний хозяин, судя по всему, был или большим ученым, или весьма самонадеянным типом, или и тем и другим.
Где? Областной университет за триста километров от последнего места жительства.
Ладно, слишком долго я кашляю, философы и так недовольны, что им приходится выслушивать эту галиматью. Нужно побыстрее сворачивать лекцию и куда-нибудь зашкериться, чтобы прийти в себя… То есть не в себя, в нахального математика Лешу Мухина.
О чем я только что говорил? Ага, вот же текст перед носом. Да и в памяти он есть дословно. Зубрил перед сегодняшним мероприятием.
– Итак, – сказал я еще хриплым от кашля голосом, – из формул легко понять, что групповая скорость волновой функции есть скорость частицы, следовательно, она меньше или равна «це»…
«Ну Леша, ну идиот! Ты для кого доклад писал? Для таких же, как ты, кандидатов физматнаук?»
– Что же тогда такое скорость фазовая?
«Да они давно уже нить потеряли!»
– Традиционно считается, что она не имеет физического смысла, так как в соответствии с выражением пять должна быть больше или равна скорости света…
«Это твое бормотание смысла не имеет! Все, надо эту бодягу сворачивать».
Слушатели вздрогнули, когда наглый молодой математик вдруг престал чирикать на своем птичьем языке и сказал человеческим голосом:
– Дамы и господа, прошу меня простить. Я написал полную чушь.
Я сделал небольшую паузу, чтобы философы оценили мою самокритичность, и продолжил:
– Вернее, смысл в моих рассуждениях есть, но форма не выдерживает никакой критики. Это я только сейчас понял, взглянув на ваши добрые, полные понимания лица.
Раздался одобрительный смешок. Отлично. Значит, морду бить не будут.
– Поэтому я прошу вас об огромном одолжении. Дайте мне неделю, и я перепишу эту абракадабру по-русски. И тогда уже представлю вашему вниманию.
Теперь шум неодобрительный. Ладно, не очень-то хотелось.
Солидный мужик с залысинами, вальяжно развалившийся на первой парте («Проректор по науке» – услужливо подсказала чужая память), недовольно пробурчал:
– Алексей Васильевич! Вам и так пошли навстречу, согласившись выслушать ваш… гм… революционный доклад…
