– Как ты ее назвал? – спросил Меценат.
– «Сотка». Она же сотая, последняя.
– И что она делает?
– Ничего.
Меценат хохотнул. Мне стало немного обидно, ведь сначала он должен был спросить: «Как ничего?». Я бы ответил: «А так – ничего!», а потом после уговоров рассказал бы ему свою идею. Вот после этого можно было и хохотать.
– Обиделся? – голос Мецената звучал виновато. – Извини. Просто… я сообразительный. Решил показать поклонникам язык?
– Решил. Наверняка найдется какой-нибудь особо чувствительный, кто скажет, что в «Сотке» у него селезенка екает или камни из почек выходят. А остальные подхватят.
Меценат хохотнул еще раз. Так уже было. На весенний вернисаж одну работу – «Аврору» – притащили ненастроенную. Я приехал на экспозицию только после обеда (телевизионщики задержали), что не помешало нескольким поп-звездам заявить, что у них в «Авроре» возникает неодолимая эрекция. Некоторые, говорят, даже демонстрировали восхищенной публике. Поп-идол прошлого Николай Лебяжий со слезами на глазах просил продать ему композицию немедленно, так как у него молодая жена и большие планы на медовый месяц. Я, когда все это узнал, разозлился и не стал ничего настраивать. И эти уроды всю недели ходили на мой вернисаж повышать себе потенцию!
А вообще-то «Аврора» при правильной настройке вызывает светлую печаль и лечит бессонницу.
Поэтому я и решил сотворить «Сотку» – чтобы поиздеваться над теми, кто ни хрена не понимает, но очень любит понадувать щеки. Так сказать, новое платье короля.
Мы немного помолчали.
– Как себя чувствуешь? – спросил Меценат.
– Нормально.
Я взял со стола «Пианино» и принялся вертеть его в руках. Отчего-то мне не хотелось продавать эту безделушку. Возможно, потому что зрячий человек не сможет по-настоящему оценить все ее достоинства.
– Ничего не болит?
– Ничего… Устал просто…
Я пробежался пальцами по внутренней поверхности «Пианино». Вокруг посветлело.
– Я знаю, тогда ты мне не поверил, – Меценат говорил твердо.
Когда-то мне казалось: если он говорит твердо – значит, совершенно спокоен. Теперь знаю, что в такие минуты Меценат напряжен, но полностью себя контролирует. «Пианино» под пальцами зазвучало сильнее, я разобрал силуэт у двери. Меценат стоял, привалившись к косяку и сложив руки на груди. Или мне так казалось.
– Когда «тогда»?
– Когда я напился. Я нес пургу, как тебе казалось.
Мастерская была залита ровным сумеречным светом. Я мог разобрать очертания и крупные детали любого предмета. Лицо Мецената по-прежнему оставалось в тени.
