— Тебе-то чего не спится, дергаешься?
— Да… Твердо.
— Принцесса на горошине. Ну-ка, что там у тебя?
Сунул Сергей руку ему под спину — предметы какие-то.
— Что здесь у тебя?
— Да-а, кустпром этот: портсигары да так, мура всякая.
— Постой, постой… Уж не твоя ли работа?
— Разве то работа? Вот на гражданке у меня была работа…
— А если я сейчас отделение подниму?
— Зачем хипишь делать? Сам все раздам. Не беспокойся, я тетрадь учета веду: что, у кого, когда. Ты вот полежи-ка на моем месте. А барахло мне это не нужно.
— Не нужно, а воруешь.
— Зараза. Жизни не рад. Сперва украл — есть хотелось. Второй раз в чужой карман сплавал — деньжонки понадобились. Втянулся. В армию выпросился, думал, у солдата красть нечего — отвыкну. Не могу.
— Что это, хроническая болезнь, что ли?
— Болезнь, болезнь. Обожди, как она называется… Хле… Хлебтомания, во!
— Почему хлеб-томания?
— Откуда я знаю. Наверно, когда еще нечего было воровать людям, хлеб воровали друг у друга. У тебя отец живой?
— Живой.
— Моего убили. Под Сольцами где-то, в Новгородской области.
Минуту помолчали.
— Так ты, Кеша, уж пожалуйста, раздай завтра же всем ребятам.
— Попытаюсь. «Темную» могут сыграть.
Кеша затих и скоро запосапывал, решив, видимо, что вздыхай не вздыхай теперь, а так утром суд и эдак суд. Это если бы прежде, чем пакость сделать, люди ночами не спали, думали о последствиях, то, пожалуй, и судов не было бы.
Кеша успокоился, Сергей нет. Переживает лежит.
Ну вот почему воруют? На все есть причины, говорят. Кеша на желудок ссылается, голод его заставил. А отца что заставило? Отслужусь — спрошу. Тоже начнет выискивать причины, обстоятельства всякие. Неизлечимых социальных болезней наизобретали себе в оправдание: «хлебтомания», алкоголизм. Ерунда это. Нет, небось, Витьки Подкопаева отцу сказали врачи, что умрешь, — сразу бросил пить. Обстоятельства. Да если я не захочу, меня под ружьем не заставишь воровать. Человек должен быть сильнее обстоятельств, на то он и человеком родится. Кеша, кажется, понял это и рано или поздно исправится. А Илья Анисимович? Посмотрим.
По проходу на цыпочках крался дневальный будить смену.
— Шесть время, через час «подъем». Спать.
Утром, после физзарядки, отправился Кеша по адресам с тетрадью учета и полной наволочкой курсантского добра. Нанес визит, нанес другой — зашушукались. Глядь, у Кеши одеяло на голове. Кулаки замелькали. Герка Волох туда.
— Вы шо, сказылысь, живого чоловика быты? Кызь видциля! — Выгреб «учителей» из прохода, ожидает, когда поостынут. Защитник один, судей пятеро. Ощетинились, напирают.
