Я стоял на самом верху башни Джотто и любовался уже не только всей Флоренцией, но и дальними горами и долинами, слегка подёрнутыми прозрачной вуалью знойного августовского воздуха. Здесь, где до неба можно легко дотянуться рукой, отчего-то кажется, что все люди, какая бы им не досталась история, страна и религия, каким бы ни был их язык и обычаи, должны стремиться к такой же красоте и гармонии, так же раскрывать Божий дар своего таланта, присущего всем людям, но не всеми и не всегда правильно понятого, и пытаться достичь в нём такого же совершенства. И это будет тем общим делом, которое объединит всех нас.
Это достойно стать тем смыслом, ради которого стоит трудиться и стоит жить.
Я прибыл в Венецию вечером, когда последние солнечные лучи стекали малиновой акварелью с её башен и с дворцовых крыш прямо в воды Большого канала, устраивая там цветные дорожки на зелёной морской воде.
Взобравшись на дугу привокзального моста, я остановился и замер, погрузившись в чистое созерцание, полагаю, что с не меньшим отрешением от посторонних мыслей, чем то полагается настоящему последователю учения Будды.
Город выстроился передо мною разомкнутым полукругом, непосредственно по дуге обзора, так, что я мог видеть и дальние колокольни, и купола ближних базилик, и стены зданий, составляющие единое целое со своими водными отражениями, и висячие сады с цветущим плющом и виноградом, ниспадающим до самой воды. Состояние было такое, что впору было протереть глаза, чтобы убедиться, что это не сон. Вертикальная подсветка, пока едва заметная, лишала здания объёма, и вся городская панорама казалась вырезанной из тонированной бумаги, наклеенной на огромный оранжевый плафон. И эта, подсвеченная спереди и сзади, аппликация жила, как полноценная городская среда, только лишь в отражениях Большого канала, рассыпаясь в нём мелкой чешуйчатой рябью, наполненной внутренним непрекращающимся движением, или вновь собираясь в сказочные дома, соборы и дворцы, устремлённые в оранжевое гаснущее небо, перевёрнутое отражением вверх тормашками и оттого находящееся прямо у меня под ногами.
Оторваться от панорамы Венеции стоило мне усилия воли. Темнота, наступающая со стороны суши, выталкивала небесный свет в сторону Адриатики, а свет городских огней, напротив, разгорался ярче, пока, наконец, не превратил город в самый настоящий распустившийся фейерверк. Заказанный накануне отель горел голубыми и розовыми огнями неподалёку, и я, как зачарованный тронулся с места, так и не в состоянии смотреть себе под ноги.
