– Тебе сюда, Ждан! – такая подпись неизменно находилась под нижним краем скромного багетного профилька, обрамляющего этот мир размытых контуров и неброской гризайли. Да, табличка с подписью никуда не исчезла, она по-прежнему красовалась там, где ей и надлежало быть, на своём старом месте. Только на этот раз и она особенно ничего не обещала, поражая своей непривычной неприметностью.
«А может, ещё поборемся», – Ждан посмотрел вниз.
Внизу беспечно ворочалось море, безуспешно пытаясь укрыться коротким лоскутным одеялом желтоватой пены.
«Нет, я не могу перестать быть, – в отчаянье подумал Ждан. – Если усталые люди и весь их непраздничный и унылый мир ещё как-то смогут обойтись без меня, то как смогут обойтись без меня острова, море, трава, и даже небо! Всегда и во всём они поддерживали меня, не притворялись и не лгали. Их мнимое беспамятство замещало собой любое переживание, вытесняло из души любую тяжесть и боль. Их безграничное многообразие позволяло мне понять замысловатый язык природы и пробовать говорить на нём от их же имени, а их благородное величие одаривало меня таким богатством, которое и не грезилось даже изобретателю шахмат. И, главное, ведь ими же были доверены мне все самые сокровенные тайны!»
Ждан посмотрел вверх и увидел белых горделивых птиц, плавно кружащихся над ним в опаловой высоте. Птицы казались сделанными из резного хрусталя, с ярким серебряным оперением. Они немного снижались, пролетая над Жданом, наклоняли свои блестящие головы и издавали резкий, призывный клич. Ждан зацепился рукой за камень и пошёл вверх, наудачу, как он всегда поступал, работая на природе, позволяя последней вести себя за собой в неизвестность. Ждан поднимался вверх, интуитивно ощущая любой зазор в скале, чувствуя каждый мельчайший выступ, выбоину или ступеньку, казалось, что его тело потеряло всякий объём, потеряло даже свой вес, обратившись в осязание, слух, движение. Изменилось и его сознание, освободившись и от памяти, и от мысли, сместившись куда-то вовне, ввысь, целиком наполнившись лёгкой горячей силой влекущей наверх. Позади оставались гранитные метры опасного вертикального пути, всё ниже и всё глубже оседало море, однако не было конца этому стремительному восхождению, хотя мысленно Ждан уже находился там, на каменистой равнине среди мхов и кустов голубики, нет, пожалуй, даже ещё выше, там, где величественно парили горделивые белые птицы, обратившие к нему свои важные хрустальные головы и приветственно расправившие над ним изогнутые серебряные крылья.
